Дверь в комнату, где содержались рабы, была распахнута. Грас замер на месте, увидев это.
– О боги! Они вырвались?
Но один из охранников, стоявший в коридоре перед открытой дверью, покачал головой:
– Нет, ваше величество, они там, как обычно.
Тогда что случилось? – настойчиво повторил Грас.
Охранник не ответил. Ворча, Грас устремился вперед. Зловоние ударило в нос, и, стараясь дышать как можно реже, он внимательно огляделся.
В комнате не было большего беспорядка, чем обычно, вот только… Рабы лежали у стены – кто-то позаботился о том, чтобы их сердца остановились. И Грас знал его имя. Низвергнутый. Милваго.
– Вы видите, ваше величество? – сказал один из стражников.
– Спасибо, у меня хорошее зрение, – мрачно ответил Грас. Он кивнул стражнику: – Ступай и приведи мне Птероклса.
Стражник поспешил прочь. После небольшого раздумья старший король повернулся к своему телохранителю:
– Приведи сюда короля Ланиуса.
Гвардеец удалился еще быстрее, чем стражник. Несмотря на это, Птероклс оказался в комнате рабов раньше младшего короля. Волшебник зевал и тер глаза, но уставился на мертвых рабов без всякого изумления. Должно быть, стражник сообщил ему, что случилось.
– Я собирался усовершенствовать заклинание, – Птероклс вздохнул. – Собирался, но теперь не могу, потому что у меня нет больше рабов, которых можно было бы попытаться излечить.
– О! – Король ударил себя по лбу. – Мне следовало бы это предвидеть.
– Предвидеть что?
Это спросил появившийся король Ланиус. Затем он внимательно посмотрел на мертвых рабов и тоже сказал:
– О. – А затем повернулся к колдуну: – Надо доставить сюда еще рабов, не так ли? Если ты собираешься продолжать…
– Боюсь, что так, – сказал Птероклс. Затем Ланиус обратился к Грасу:
– Что теперь делать?
Птероклс подался вперед, рассчитывая услышать ответ. «Они думают, я могу принять решение, – осознал Грас. – Что ж, нужно их поддержать».
– Единственный путь, каким мы можем получить еще рабов, – отправиться через реку и взять их на землях, где правят ментеше. Но сначала надо узнать, как обстоят дела у Санджара и Коркута. Если они хотят ссориться друг с другом, вместо того чтобы ссориться с нами, зачем давать им повод изменить свои намерения?
Колдун выглядел разочарованным. Но Ланиус кивнул и сказал:
– Это разумно.
Грас обратился к волшебнику:
– Я знаю, ты хочешь сделать свое заклинание лучше. То есть сейчас оно недостаточно совершенно?
Неохотно – очень неохотно – волшебник кивнул. И король принял решение:
– Ладно, и такое сойдет.
– А не слишком ли быстро ты принимаешь решение?
В голосе Ланиуса звучало больше чем абстрактное любопытство. Он говорил так, как будто сам собирался участвовать в боевых действиях.
– Помогает боевой опыт, – ответил старший король, потом, после мгновенной паузы, продолжил: – Иногда лучше попробовать хоть что-нибудь свое, чем позволить врагу решать, что тебе делать дальше. Даже в случае неудачи ты все равно повторяешь попытку. Все должно происходить по твоей воле, а не под нажимом противника.
– Но здесь нет никаких противников, – сказал Ланиус. Нет? – Грас медленно повернулся на юг, в сторону земель, где правил Низвергнутый. Ланиус закусил губу. Кто-то из охранников спросил:
– Ваше величество, убрать тела?
– Да, сделайте это, – велел Грас. – Положите их на погребальный костер. Не выбрасывайте их в яму. Так получилось, что они воевали против ментеше, как и другие солдаты.
Стражник покачал головой, очевидно не веря в это. Но с королем он не спорил. Не стали этого делать и другие. Отсутствие возражающей стороны было одним из преимуществ королевского звания.
«Куда бы мы ни шли, мы идем, потому что я хочу, чтобы мы оказались там, – подумал Грас – Сейчас… лучше бы мне не ошибаться».
20
На улице завывал ветер, снег летел почти горизонтально. Повсюду во дворце были расставлены жаровни, камины ежедневно получали свою порцию дров. Но и они не могли нагреть ни королевские покои, ни длинные коридоры, ни помещения для слуг и стражи. Люди кутались в шерстяные плащи, подбитые мехом. Но все равно то здесь, то там постоянно слышался звук стучащих зубов.
У Ланиуса зубы стучали сильнее и чаще, чем у остальных, так как в архиве не было камина. А единственная жаровня заставляла его то и дело прерывать свои поиски и недовольно коситься на нее, но не потому, что она давала меньше тепла, чем ему хотелось. Когда вокруг лежало столько пергаментов, единственная, случайно упавшая искра могла послужить началом катастрофы.
Но он хотел – ему было нужно – обязательно найти свидетельства более ранних попыток, которые делали аворнийские волшебники, чтобы вывести рабов из мрака. Заниматься же поисками без какого-нибудь источника тепла было слишком холодно.
Младший король нашел даже больше, чем ожидал. В манускриптах перечислялись сотни заклинаний, придуманных для излечивания рабов, и почти такое же количество описаний, что происходило по ходу того, как эти заклинания использовались. Сами заклинания можно было назвать настоящими образцами изобретательности. Но описания были образцами другого рода – образцами разочарований. Ланиус читал о неудачах, следующих за неудачами, и далее – снова о неудачах. Оставалось только удивляться, что аворнийские волшебники не бросали своих попыток после стольких осечек.
Впрочем, довольно скоро он понял, с чем это было связано. Короли Аворниса – еще до Граса – хорошо понимали, что у них нет надежды победить ментеше или хотя бы на продолжительный срок остановить их набеги, если не найдется способ лечить рабов. Иными словами, волшебники исполняли королевский приказ.
Время от времени какой-нибудь колдун заявлял, что победил заклятие, превращающее людей в безмозглых рабов. В столицу посылались соответствующие доклады; а иногда излеченные рабы даже сами прибывали в столицу.
Замечательно, не правда ли? Но никто из волшебников не завоевал славы: в конце концов рабы оказывались отнюдь не излеченными. Одни постепенно возвращались в свое прежнее состояние, то есть вновь становились идиотами. Другие – эти приносили окружающим настоящую беду – становились глазами и ушами Низвергнутого.
Чем больше Ланиус размышлял над этим, тем больше он волновался. Через какое-то время он уже не смог совладать с овладевшими им тревогой и беспокойством и вызвал Птероклса, но не в архивы, а в маленькую комнату для приемов, согретую тремя жаровнями. Едва волшебник переступил порог комнаты, младший король атаковал его вопросом:
– Ты уверен, что излечил раба, или Низвергнутый все еще может контролировать его?
– Оказывается, ваше величество, вы размышляете над тем же, над чем и я.
– У меня есть для этого повод. – И Ланиус рассказал о докладах, которые он обнаружил.
Птероклс кивнул.
– Мне тоже известны подобные случаи. Я думаю, вы нашли больше свидетельств, чем я знаю, но это не имеет значения.
Ланиус почти обиделся – он-то думал, что его скрупулезность очень важна. Волшебник продолжал:
– Что имеет значение? Если судить по всем колдовским проверкам, которые я знаю и умею делать, этот раб больше не является таковым. Он – человек.
– Если судить по всем колдовским проверкам, которые ты знаешь и умеешь делать, – повторил король. Волшебник снова кивнул. Ланиус улыбнулся: – А знаешь, ты вовсе не первый, кто торжественно объявляет об этом.
– Конечно, знаю, – ответил колдун. – Но я первый, кто знает изнутри, каково это – быть опустошенным Низвергнутым. Я знаю форму и размер пустоты внутри человека. Я знаю, как и чем заполнить ее. Клянусь богами, ваше величество, я ее действительно заполнил, по крайней мере, в этот раз.
Он говорил с большой убежденностью. Что поделать – Ланиус бы был гораздо более уверен в нем, если бы не читал доклады волшебников, которые уже долгие годы, а то и столетия как лежат в могиле; они были так же уверены в себе и закончили жизнь разочарованными.