Однако Джонс безучастно смотрел на стопки золотых монет и ценные бумаги. Любезно поблагодарив, он принял банкноты, спрятал их в карман, еще раз потряс руку Уиллби и вернулся вместе с ним в комнату, где снова занял свое место и, к несказанному огорчению Уиллби, продолжал пить, смеясь, отпуская шутки и рассказывая всевозможные истории, покуда обе большие бутылки не опустели. Наконец, он достал часы и поднялся из-за стола.
— Скоро три часа, — сказал он. — До чего же приятно прошло время в вашем веселом обществе, мистер Уиллби! Завтра в час досуга я сочиню об этом стихи. Было бы вам известно, я ведь еще и поэт, и охотно дал бы вам почитать изложенные в стихах описания кое-каких моих приключений. Но лучше испытать все на собственном опыте. Пойдемте, сударь!
— Как, — воскликнул Уиллби, снова объятый ужасом, — мои мучения еще не кончены?
— Как вежливый хозяин, вы обязаны меня проводить, — сказал Джонс, — да, и не могу я вас отпустить. Вы ведь тут же закричите: “Караул!” — и доставите нам обоим большие неприятности.
Все протесты и просьбы купца были хладнокровно отвергнуты, однако к покорности он был приведен не ранее, чем его весело хохочущий гость, сунув одну руку в карман, другой сжал железной хваткой плечо Уиллби.
— Мистер Уиллби, — сказал он, — поймите, что дело мое при всей его веселости имеет и чертовски серьезную сторону. Не вынуждайте меня прибегать к насилию после того, как мы стали такими добрыми друзьями.
— Нет, нет, — залепетал Уиллби, — но… что же все-таки станет со мной и… О, всемогущий боже!.. со всем этим бедным городом?
— Соберитесь с духом, сударь! — бросил Джонс, продолжая улыбаться. — Клянусь еще раз: лучшую защиту вам не обеспечит никто, будь при вас хоть вся полиция Англии.
Они шли к гавани по ночным, погруженным в мирный сон, улицам. С неба, все еще покрытого тучами, порой слегка капало, а на восточном его краю, на самом горизонте, различалась уже жиденькая светлая полоска зарождающегося утра. В сплетении тысячекратно перекрещенных корабельных снастей, между стройными мачтами, висели чуть подсвеченные ранней зорькой клочья тумана.
Джонс держал путь к восточному форту, откуда лучше было видно море. Он бормотал себе под нос проклятия и яростно топал ногами, не обнаруживая нигде ни шлюпок с “Охотника”, ни самого корабля. Где-то на самом пределе видимости его острый глаз различил, правда, высокие паруса какого-то корабля, однако было еще темно и опознать его издали было невозможно, приблизиться же к берегу кораблю мешал порывистый встречный ветер.
— Мы упускаем лучшие часы, — проворчал Джонс. — Некий злой дух, столь часто спасавший гордую Англию от разных бед, и на сей раз не желает оставить без защиты свое любимое дитя. Однако, что это? — воскликнул вдруг он, вглядываясь в море, откуда послышались удары весел.
— Это, — сказал Уиллби, следуя взглядом за протянутой рукой Джонса, — корабль Его Величества “Селезень”, который стоит на выходе из гавани.
— О, ленивый селезень! — воскликнул Джонс. — Он и не представляет, как близко рука, которая выщиплет ему перья, он не чует ножа, который вот-вот отхватит ему клюв. Смотрите в оба, сударь! Смотрите в оба! Это идут охотники, сейчас они займутся им!
К берегу подошли три шлюпки, негромко ответившие на тихий, вполголоса, оклик Джонса, и на пляж тенью скользнула темная фигура. Это был один из матросов.
— Где твои товарищи? — спросил его Джонс.
— В западном форту, сэр, — ответил парень. — Караула там даже и не было. На форту двадцать пушек. Ребята их сейчас заклепывают.
— А здесь? — показал Джонс на восточный форт.
— Мы тоже разведали, — ответил матрос. — В форту никого, кто бы помешал нам. Весь караул укрылся от непогоды в будках там, внизу, и храпит так, что и отсюда слышно. Вам остается только подняться и подать сигнал к началу.
— Хорошо, где Дэвид?
— Здесь, сэр! — отозвался тот.
— Бочки со смолой готовы?
— Да сэр!
— Тогда выберите корабли, которые стоят посередке между другими, и поджигайте, чем скорее, тем лучше. Где “Охотник”?
— В течение получаса он должен подойти сюда и стать под фортом.
— Господи, помилуй! — воскликнул Уиллби, что было сил. — Прояви милосердие к бедному городу!
— Томас, — спокойно сказал Джонс, — возьми топор, и если этот недоносок еще хоть пикнет, уложи его на месте.
Матрос схватил купца за руку, Джонс — за другую.