— Может, и в самом деле, Пол? — нерешительно проговорил растроганный Бловерпул. Но потом, подумав обо всем, что произошло, тяжело вздохнул: — Нет, нет! Но благослови тебя господь, сын моего старого друга Нэда, благослови господь!
— Если они будут преследовать тебя, — присоединилась к мужу Мэри, — приходи к нам, и мы тебя спрячем. Пусть они шлют тебе проклятия, мы благословляем тебя!
Джонс был столь тронут проявлением этой любви, что не мог отвечать. Он почти не слышал слов Уиллби, пытавшегося уговорить его подать в парламент ходатайство о прощении. Он молча покачал головой, улыбнулся, и вдруг сразу стал серьезным, увидев вошедшего в салон лейтенанта.
— Где он? — спросил капитан.
— В двух милях, сэр, — ответил офицер.
— Пора, — сказал Джонс и продолжал, обращаясь к гостям: — Друзья мои! Пришел час нашего расставания. Я задержал рыбачью лодку, она доставит вас на остров Мэн, где вы сможете стать свидетелями предстоящего нам сражения.
— Ах, Джонс, — печально воскликнул Бловерпул, — боюсь, не увидеть ли нам тебя снова в Уайтхевене.
— Не беспокойтесь об этом, — ответил республиканец, — однако, даже увидев “Охотника” с призом на буксире, не забывайте, что самого меня вполне может уже не быть среди тех, кто радуется победе. Если на мачте после сражения будет черный флаг — помолитесь за мою грешную душу, а будет этот звездно-полосатый — шлите мне ваши приветы!
Он быстро вывел их на палубу, где сидели в вольных позах моряки, то и дело отпускавшие соленые шутки в адрес приближавшегося врага. “Селезень” медленно и горделиво шел вперед, сопровождаемый пятью тендерами, заполненными нарядными людьми, пожелавшими быть рядом, когда будут брать пирата, чтобы увидеть все подробности. Ветер доносил с корабля дробь барабанов, солнце сияло на длинных, надраенных до зеркального блеска стволах пушек, в любой миг готовых к пальбе.
— Быстрей, быстрей, друзья, — торопил своих друзей Джонс. — Очень уж широко разинул пасть этот парень. Придется нам похлопотать, покуда не заткнем ее.
Прощальные слова капитана смешались со слезами Мэри и Молли. Через несколько минут все были уже в лодке, гребцы которой, щедро одаренные за службу, ибо бравый американский капитан был другом простым людям, разразились криками: “Ура!” — и дружно навалились на весла, торопясь убраться подальше от опасного места.
— Ну, а теперь, — сказал Пол Джонс, в последний раз взмахнув шляпой вслед своим друзьям, — теперь нельзя терять ни минуты: солнце уже садится.
Бросив взгляд в сторону “Селезня”, он увидел, что паруса его наполнены свежим ветром, и фрегат быстро идет на сближение. В тот же миг на палубе “Охотника” все изменилось: несколько пронзительных трелей боцманских дудок мигом разогнали группу праздно болтающих, хохочущих матросов. Комендоры встали у своих пушек, за фальшбортом расположились стрелки, самые меткие и отчаянные из которых забрались на марсовые площадки. Каждым парусом, каждой снастью управляли умелые, натренированные в этой работе руки. На борту не было ни одного человека, чьё сердце не горело бы радостью боя и уверенностью в победе.
“Охотник” медленно бороздил море, давая следующему за ним в кильватер противнику догнать себя. Вдруг у самого острова Мэн он неожиданно отвернул, пропуская противника на ветер.
— Обратите внимание, джентльмены, — сказал капитан Планкетт, — этот прохвост, не знаю, кто он там, сам Пол Джонс или какой другой американец, куда более неопытен, чем я полагал вначале. А может они просто перепугались и пытаются уклониться от боя. Ну что ж, они сами облегчают нам работу.
— Я думаю, сэр, — возразил старший офицер “Селезня”, — работы нам все же хватит. На корабле, кажется, полно людей, посмотрите — даже на вантах висят, и всё в чертовски отменном порядке.
— Эй, на корабле! — крикнул капитан Планкетт.
— Что надо? — ответил Джонс.
— Чей корабль?
— Вы что, не видите флага? “Охотник”, Америка.
— Кто командир?
— Капитан Джон Пол Джонс! — прокричал в ответ республиканец. — Подходите поближе, солнце заходит быстро. Все должно уладиться, пока не настала ночь. Мы давно ждем вас.
Ветер совсем стих, но “Селезень” был уже на пистолетный выстрел от противника, и Планкетт крикнул:
— Будь проклят ваш разбойничий флаг! Именем Его Величества я требую от вас капитуляции!
В тот же миг над “Охотником” взвился столб дыма, и на палубу “Селезня” посыпались щепки от фок-мачты.
— Огонь! — рявкнул Планкетт.
Корабль выпалил всем бортом, и началось сражение, занявшее значительное место в анналах американской морской истории.