— Так я и думал.
— Вам надо только позаботиться о рабочей силе. Пробить стену очень трудно, а время у вас ограниченное.
— Это верно. Не знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог бы мне помочь?
— Нет. И вообще, я хотел бы выйти из игры. Я ничего не знаю, и все тут, понятно вам? Ведь я остаюсь здесь. А не то — мне несдобровать.
— Надо подумать. Но где же взять людей? Эти граждане солдаты стреляют так метко, что я уже потерял часть моих матросов. Сколько человек потребуется?
— Думаю, десятка четыре хватит.
— А у меня всего двадцать! И вообще мне нужно пополнить палубную команду, а здесь никого не заманишь. Нет ли у тебя кого на примете, кто согласился бы ко мне наняться? Я заплачу за каждого по гинее.
— Г-м-м, есть тут один, так и норовит побыстрее убраться из страны, может, его?
— Это мне нравится. С такими людьми дело иметь лучше всего. Где этот парень?
— Г-м-м! Он в общем-то здесь, в доме. И, если я не ошибаюсь, у него есть несколько приятелей, которых тоже можно уговорить.
— Так давай его скорее сюда, у меня мало времени. Только принеси-ка мне раньше бутылку коньяка: добрый глоток делает таких людей сговорчивее.
Хозяин принес коньяк, поднялся по лестнице на второй этаж и легонько постучал костяшкой пальца в потайную дверь. Дверь отворилась. В маленькой комнате были Сюркуф и Эрвийяр.
— Капитан здесь, — сообщил хозяин. — Считайте, он у нас на крючке! Ему нужны матросы, и он обещал мне по гинее за каждого, кого я ему раздобуду.
— Английская “Курочка” — самая нарядная бегунья по волнам из всех, какие мне доводилось видеть, а потому она должна стать нашей! — сказал Сюркуф Эрвийяру. — Командует ею коммодор Уильям Хартон. Он допустил большие оплошности по службе, за что ему и доверили всего лишь бригантину. И вообще он не честный моряк, а жулик, которому мы должны дать по рукам. Он знает, что Тулон не выстоит и что весь флот через несколько дней покинет гавань. Перед этим он хочет обтяпать одно дельце, которое и нам очень кстати. Дом нашего дядюшки Кардитона упирается прямо в стену Восточного банка, в подвалах которого, как полагают, хранятся весьма значительные суммы. Так вот, этот самый почтенный коммодор осторожненько завел с дядюшкой Кардитоном разговоры, что неплохо бы, дескать, воспользоваться этими денежками, а то все равно пропадут во время штурма. Кардитон для вида согласился, и тогда оба порешили проникнуть в подвалы банка из таверны. Это должно произойти в ночь перед уходом флота из гавани. У дядюшки Кардитона, разумеется, ничего не найдут, потому что полагающуюся ему долю коммодор обещал вывезти в Барселону. Что ты скажешь на это, Берт Эрвийяр?
— Скажу, что это чудовищная глупость. Чтобы наш дядюшка Кардитон да пошел на такое дело!
— Это верно. Я думаю, что этот коммодор пропил свой рассудок, и это очень выгодно для нас. Чтобы одолеть стены, нужно много рабочих рук. Ему придется взять для этого своих людей, и на бригантине их останется, стало быть, совсем ничего. Тут-то мы и станем действовать.
— А наших-то достаточно?
— Не беспокойся. У меня есть бравые парни, которые явятся сразу, как только потребуются. Хочешь записаться в матросы, Берт? Попади ты с несколькими моими мальчиками на палубу бригантины, и предприятие, считай, наполовину уже удалось.
— Я готов.
— Тогда не теряй времени. В этом английском мундире тебе к нему идти, понятно, нельзя. Скажи ему, что у тебя тут неподалеку есть кое-кто из приятелей, которые тоже с большой охотой имели бы несколько миль воды между собой и Францией. Лучше всего, если он примет вас за береговых крыс: меньше у него будет подозрений. Возьми у дядюшки Кардитона другую одежду и спускайся в зал!
Не успел Сюркуф договорить, как над городом и рейдом раскатился орудийный гром: Бонапарт начал бомбардировку Тулона. Всю ночь не утихал обстрел, а наутро войска Конвента пошли на приступ. Еще не рассвело, когда Дюгомье и Наполеон повели свои колонны на штурм Малого Гибралтара. Ружейная пальба и картечь англичан наносили французам столь большой урон, что Дюгомье, слывший до того неустрашимым, со словами: “Мы проиграли” — приказал трубить отступление. Наполеону удалось-таки пробиться сквозь смертельный свинцовый дождь и ворваться на вражеские редуты, и вскоре Малый Гибралтар был уже в его руках. Затем он столь же успешно штурмовал форты Баланье и Эгийетт, и это произвело на депутатов Конвента столь большое впечатление, что они публично высказали ему свою благодарность. Этот день стал переломным в его карьере: со ступени, на которую он поднялся, было рукой подать до консульского поста, а оттуда — и до императорского трона.