Сюркуф тяжело вздохнул и зашагал по палубе, торопясь до наступления ночи еще раз тщательно осмотреть все помещения и оснастку: ведь теперь любая, даже самая незначительная, оплошность могла оказаться для них роковой.
День близился к концу, и едва вечерние сумерки стушевали четкие контуры площадей и улиц Тулона, как раздался оглушительный, подобный грому удар, сотрясший землю и море. Это взорвали главный арсенал. Из цейхгауза взметнулись к небу пять огромных огненных столбов. И тут же вверх по мачтам тринадцати французских военных кораблей побежали, колеблемые ветром, языки пламени.
От жуткой этой иллюминации в городе и гаванях стало светло как днем. Все, что имело весла и паруса, ринулось прочь, в открытое море, одна только бригантина оставалась спокойно на своем месте. Ее хорошо было видно с захваченного форта, можно было разглядеть матросов, забравшихся на реи и ванты, чтобы посмотреть на огненную панораму. Необъяснимое поведение корабля не осталось, разумеется, незамеченным, однако уразуметь, почему этот странный “англичанин” не думает о спасении, французы так и не смогли и держали его на всякий случай на прицеле, покуда спустя несколько часов не погасло пламя, и тьма вновь не окутала море и землю.
Едва рассвело, Наполеон был уже на господствующей над гаванью батарее. Спать ему прошлой ночью не пришлось, как и стоявшему рядом с ним генералу Дюгомье. Оба они смотрели в подзорные трубы, наблюдая за все еще не взятым фортом Ля Мальгю. Он казался покинутым, однако, скорее всего, был предварительно заминирован. Размышляя о своем, Наполеон направил случайно трубу на бригантину, едва проступавшую сквозь кисею редеющего тумана.
— Что такое! — воскликнул он. — Гражданин генерал, какое название было вчера на носу этой странной бригантины?
— “Курочка”, — ответил Дюгомьс.
— Ночью это название закрасили и заменили другим.
Генерал направил трубу на корабль, прочел надпись и покачал головой.
— Ничего не понимаю, — удивился он. — Там написано по-французски. Из английской “Курочки” корабль стал французским “Соколом”. Что это значит?
— Какой-то трюк, хитрость против нас.
— Положим, этот маленький кораблик ничего худого нам сделать не сможет. Ага, теперь он поднимает паруса… Черт побери, французский вымпел? Выбирают якорь, утренний ветерок надувает паруса, бригантина собирается выйти в море…
— Ну, уж этого-то я ей не позволю! — воскликнул Наполеон.
Он подошел к пушке, собственноручно направил ее ствол и рассмеялся, уверенный в успехе:
— Она должна пересечь линию стрельбы. Посмотрим, не разучился ли гражданин Бонапарт вести прицельный огонь.
Генерал сделал рукой предостерегающий жест:
— Человек на шканцах не похож на англичанина. Впрочем, смотри-ка, он тоже наблюдает нас в трубу!
Бонапарт немного повозился со своей трубой, потом резко отнял ее от глаза, старательно протер стекла и снова навел на командира бригантины. Он узнал его! А тот вскарабкался вверх по вантам и радостно махал им шапкой.
— Он нас приветствует, — сказал генерал. — Не иначе, как он знает одного из нас.
— Тот, кого он знает — я, — ответил Бонапарт.
— Ах, так! Но кто же он?
— Гражданин генерал, это — история, о которой я расскажу подробно как-нибудь в более свободное время. Этот молодой человек хотел получить от Конвента корабль, его услуги отвергли, и теперь он сам заполучил его — прямо из английского флота.
— Из ряда вон! Как же ему это удалось?
— Представления не имею.
— Ну, об этом мы еще узнаем. Так или иначе, корабль ему достался не без схватки с экипажем. Отважный парень! Жаль, что он идет навстречу своей погибели. Там, на выходе из гавани, английские корабли. Они расстреляют его.
— Да, очень жаль! Хоть бы имя-то корабля менял не так открыто, на виду у всех, тогда, может, и сумел бы еще проскочить.
Бригантина тем временем вошла в сектор обстрела батареи. Громко и отчетливо выкрикивая командные слова, Сюркуф послал своих людей на реи, и они выстроились на пертах, как на параде. На мачте взвился трехцветный французский флаг, и из пушечных портов грянули залпы приветственного салюта. Все происходило столь сноровисто и с такой удивительной точностью, что даже невозмутимый Бонапарт не мог скрыть восхищения. Он скомандовал огонь и ответил своими пушками на приветствие человека, которого собирался было навсегда вычеркнуть из памяти. Разумеется, огонь был неприцельным, и ядра шлепались в воду далеко от бригантины, а она, грациозно покачиваясь, все дальше уходила из сектора обстрела.
Едва корабль миновал батарею, как на носу его появился человек, который начал какие-то манипуляции с надписью. К удивлению своему оба стоявшие в укрытии офицера увидели, что первоначальное имя корабля не закрашено, а лишь заклеено бумагой. Бумагу удалили, и появились отчетливые буквы прежнего названия.
— Ах, дьявол! Этот парень обвел нас вокруг пальца, — воскликнул генерал Дюгомье. — Вся эта комедия была нужна ему только, чтобы без опаски пройти мимо батареи. Ему не дали корабль, вот он и решил переметнуться к врагу.
— Нет, этому я не верю, — отозвался Наполеон. — Этот Сюркуф не способен на измену нации, ведь он, как ни странно это сейчас звучит, убежденный христианин. Эти люди незаменимы, надо только суметь направить их на полезные дела. Я думаю, он собирается одурачить англичан.
— Ну что же, посмотрим… Вот подойдет он к ним на дистанцию стрельбы, тогда и увидим.
Слегка накренясь, бригантина полными парусами, как на крыльях, летела по рейду. Дальше в море крейсировали трехмачтовики англичан. Невооруженным глазом можно было разглядеть каждый отдельный корабль. Бригантина устремилась прямо к флагману, на котором находился сам адмирал Худ.
— Он правит к флагману, он предатель! — сказал генерал Дюгомье.
— Не уверен, — возразил Наполеон. — Однако события и впрямь разворачиваются весьма интересно.
— Неужто он рискнул бы подойти так близко к флагману, не будь у него намерений предаться англичанам?
— Не обязательно. Но во всем этом есть что-то непонятное.
— Ты о людях, вылезающих из люков?
— Да. Две минуты назад они ушли с палубы вниз французами, а теперь на них мундиры английских моряков. О-о-о, мне кажется, я понял замысел этого дьявола Сюркуфа! Похоже, этому молодому бретонцу и впрямь можно было бы доверить любой корабль.
Щеки маленького корсиканца раскраснелись; бригантина полностью завладела его вниманием. Он не думал ни о Тулоне, ни о предстоящих ему дальнейших делах, он видел только маленький кораблик, дерзко лезущий прямо во вражескую пасть.
— Что он, совсем что ли сошел с ума? Пытаться прорвать линию в этой точке — чистое безумие! — снова заговорил генерал. — Ему бы держать подальше к осту, чтобы выйти на ветер…
— Кто знает, какие у него расчеты! Времени у него, конечно, было маловато, но вполне возможно, что он успел все же достаточно близко познакомиться со своим кораблем и знает теперь, на что может отважиться. О-ля-ля, флагманский корабль ложится в дрейф! Сюркуф подает сигнал, он хочет говорить с адмиралом!
Напряжение достигло своего предела. Флагман лег в дрейф: паруса свои он развернул так, чтобы в часть их ветер дул прямо по ходу корабля, в другую же часть — с обратной стороны, препятствуя ходу. Теперь оставалось ждать, что бригантина спустит свои паруса, однако вместо этого Сюркуф круто привелся к ветру и приказал намертво закрепить руль тросом. Бригантина развернулась носом в открытое море, и оба корабля стали медленно сближаться.