Услышав имя победителя, капитан побледнел, однако это было единственным признаком его испуга, потому что отвечал он вполне самоуверенно:
— Робер Сюркуф? Гм-м… Да. Припоминаю, что слышал однажды где-то это имя. Вы моряк?
— С самого малолетства.
— Что вы ищите на борту “Орла”?
— Я ищу капитана Шутера.
— Ну, вот он перед вами, это я. Что дальше?
— Дальше я ищу одного священника, миссионера, которого вы увезли силой с Явы несколько дней назад. Не будете ли вы так любезны назвать его теперешнее местопребывание?
— Нет, я не буду так любезен, господин Сюркуф! Я обязан…
— Ха! — оборвал его Сюркуф резким окриком. — Мне наплевать на то, что вы кому-то изволите быть обязанным. Теперь имеет силу только моя воля. И не считайте меня человеком, перед которым можно ломать комедию. Допускаю, что вы все еще не в состоянии правильно оценить свое теперешнее положение. Где миссионер?
— Какому-то там Сюркуфу капитан Шутер отвечать не намерен.
— Ну ладно, вы — мой пленник, отвечать отказываетесь: придется развязать вам язык. Лейтенант Эрвийяр! Всыпьте этому человеку линьком тридцать горячих по голой спине!
Услышав этот приказ, Шутер яростно топнул ногой.
— Что вы сказали? — заорал он, дрожа от гнева. — Вы намерены выпороть меня! Меня, офицера! Капитана “Орла”, перед которым трепещет любой враг!
Сюркуф невозмутимо пожал плечами:
— Надеюсь, вы не считаете меня и моих бравых парней людьми, которые станут пугать вас попусту? Да, я велел развязать вам язык и добьюсь этого — хоть линьками, хоть кошкой!
Вместо ответа у Шутера вырвался хриплый крик. Затем, сглотнув слюну, он суетливо запричитал:
— Нет, вы не решитесь на это! Существует же еще международное право! Я не пират, а приватир, снабженный полноценным каперским патентом! И если вы не примете это во внимание, то, будьте уверены, капитан Шутер все равно добьется удовлетворения! Месть моя будет ужасна! Вы захватили мой корабль, и с этим я сейчас ничего не могу поделать: за ротозейство приходится расплачиваться. Но вы обязаны отпустить меня в ближайшем порту, и тогда я покажу вам, что значит угрожать человеку моего ранга линьками!
— Я вижу, ваш гнев дурно влияет на разум, — ответил Сюркуф. — Ни мои приказы, ни мои поступки обсуждать, а тем более осуждать, никто здесь не вправе, однако, учитывая ваши расстроенные мыслительные способности, я согласен все же кое-что пояснить. Да, существует международное право. Именно оно и запрещает каперу действовать по-пиратски. А от каждого честного капитана требует поступать с любым пиратом, как с морским разбойником. Так что, будь у вас хоть дюжина каперских патентов, мне безразлично. У меня есть доказательства, что вы нападаете на безоружных колонистов и убиваете мирных мореплавателей, сдавшихся вам безо всякого сопротивления; что вы ведете истребительную войну против священников, не имеющих иного оружия, кроме слов любви и увещеваний. С вашим каперским патентом я могу не считаться, потому что вы не приватир, а морской разбойник. И в удовлетворении я вам вынужден отказать, так как ни один вор или разбойник правом вызова на дуэль не обладает. Ваша месть меня не страшит. Я вовсе не должен высаживать вас в ближайшем порту. Более того, я имею полное право и даже обязан отправлять любого морского разбойника на виселицу. С вами же, как видите, я еще объяснялся, и притом слишком долго. Дальнейшая ваша судьба может решиться двояко: вы отвечаете на мои вопросы, и тогда я передаю вас губернатору ближайшего к моему курсу французского владения как пленного пирата и прошу отдать вас в руки правосудия. Ну, а предпочти вы молчание, я прикажу сперва высечь вас, затем подвергнуть килеванию[15] и, наконец, если и это не даст результатов, повесить на рее.
— Только попытайтесь! — заорал обезумевший от ярости Шутер. — Это плохо для вас кончится!
— Лейтенант Эрвийяр, вперед! — приказал Сюркуф.
По знаку лейтенанта трое дюжих парней подхватили Шутера и, притащив его на бак, безо всяких церемоний сорвали с него рубашку.
— Бог мой, они и в самом деле осмелятся! — взревел Шутер. — Ведите меня обратно, я согласен отвечать!
Доставленный обратно, он показал, что сегодня утром священник был передан диким даякам-сакуру.
— Какую цену вы за него получили? — спросил Сюркуф.
— Мешок с золотой пылью, который вы нашли в моей каюте.
— Где живут эти даяки?
— Я шел к ним на шлюпке от устья реки около часа.
— Хорошо. А теперь вот что я хочу вам еще сказать: я передам вас французскому губернатору, если мне удастся заполучить этого священника обратно целым и невредимым. Случись с ним, однако, хоть малейшая беда, вы будете повешены. Итак, действуя в ваших же интересах, я требую назвать мне одного из ваших людей, способных пойти посланцем к даякам. Мешок он должен взять с собой, но сопровождать его будут двое моих парней, имеющих опыт общения с туземцами. Назовите же имя!
— Рулевой Харкрофт.
— Прекрасно. А теперь я хочу представить вам одного славного парня, который на себе испытал, что вы — настоящий морской бандит, и благодаря которому мы так быстро и успешно вышли вам в кильватер. Он будет отличным свидетелем против вас!
— Хольмерс! Мерзавец! — завопил пленник и взметнул кулаки связанных рук, пытаясь ударить матроса, однако был схвачен и по приказу Сюркуфа переведен на “Сокол”.
Едва забрезжил рассвет, спустили шлюпку, чтобы доставить на берег троих посланцев — рулевого Харкрофта, признавшего, что именно он вел прежде переговоры с вождем даяков Каримой, и обоих сопровождавших его людей, которые достаточно понимали по-малайски, чтобы держать Харкрофта под контролем.
Договорились, что Сюркуф ждет до полудня, после чего, считая невозвращение их к этому сроку сигналом бедствия, должен спешить им на помощь. Проводником в этом случае вызвался быть немец Хольмерс, рассказавший, что в прошлый раз высаживался на берег вместе с Шутером и хорошо запомнил местность. С учетом этого Сюркуф и разработал свой план.
Стрелки часов приближались к двенадцати, а посланцы все не возвращались. Сюркуфу стало ясно, что придется снаряжать военную экспедицию. Командование обоими кораблями он передал лейтенанту, сам же возглавил десант из двадцати заранее отобранных парней. Все они были хорошо вооружены и, несмотря на жару, натянули на себя по три комплекта одежды, чтобы хоть как-то защититься от отравленных стрел даяков. Корабли покинули стоянку и бросили якоря в небольшой бухте у самого устья реки, чтобы в случае необходимости можно было обстрелять берег из пушек. Затем спустили шлюпку, и Сюркуф приказал отваливать.
Берег оказался узкой песчаной полоской, лишенной какой бы то ни было растительности. Сразу за ней начинались сплошные джунгли с причудливо переплетенными лианами, продраться сквозь которые стоило огромного труда. Деревья здесь росли весьма диковинные. Одно из них, высотою около сотни футов, имело в обхвате не менее двадцати. Его белая кора была изрезана трещинами, а плоды достигали размеров сливы. Это был зловещий анчар, обладающий молочно-белым соком, одни только испарения которого уже вызывали у людей болезненные опухоли. По его стволу карабкалось кверху ползучее растение толщиной с добрую мужскую руку; внизу это была просто голая плеть, но выше она поросла листочками, меж которыми проглядывали зеленовато-белые цветы, источавшие пряный жасминный запах. Это был яванский рвотный орешник, из корней которого добывают ядовитый сок, известный под названием “упас чтек” или “упас раджа” и вызывающий, попав в малейшую царапину сильные конвульсии и мучительную смерть. Рядом рос целый массив индийского калгана — растений пятифутовой высоты с длиннющими, покрытыми мягкой шерсткой листьями и розовато-белыми охапками цветов. Росли здесь и дикий имбирь-кассамумер, и кустистый испанский перец-жгун. Изо всех этих и еще кое-каких растений туземцы ост-индского архипелага приготовляют свой страшный яд для стрел. Готовят его следующим способом: берут сок анчара, добавляют по одной десятой доле сока калгана, имбиря-кассамумера и арума, луковый сок, немного свежеразмолотого черного перца и тщательно перемешивают все это. К смеси добавляют также сок из корневой коры рвотного орешника и семечки перца-жгуна, вызывающего сильное брожение. Когда смесь от брожения начинает кипеть, ее процеживают — и яд готов. Принятый в малых дозах, он вызывает лишь сильную рвоту, но стоит ему попасть в кровь — и быстрая смерть неминуема.
15
Наказание в эпоху парусного флота — протаскивание человека с помощью тросов с борта на борт под днищем корабля.