Де Фуа готов был разнести в пух и прах и горсточку гвардейцев, и стены монастыря, но приказ Тюррена, хладнокровие королевских кавалеристов и угрозы настоятельницы отлучить де Фуа от церкви возымели свое действие. Де Фуа ушел от монастыря и увел своих солдат. Вскоре после его ухода к гвардейцам прилетел курьер от Тюррена, господин Шарль де Сен-Реми. Он привез своим товарищам приказ оставить монастырь и возвращаться в Город. А над Городом клубился черный дым пожаров…
В этот роковой день полковник де Фуа явился со своей солдатней в наш замок.
Кто сообщил де Фуа о нашей помощи Фронде, мы так и не узнали. Шантажом и угрозами де Фуа стал заставлять родителей подписать брачный контракт с моей сестрой. Жюльетта де Линьет становилась графиней де Фуа и получала в приданое замок и имение, а мы – батюшка, мать, брат и я – оставались без гроша за душой.
Сначала Жюльетта ни за что не соглашалась выйти за де Фуа, но, когда виконт де Линьет, пытаясь спасти сестру от грозящего ей брака с карателем, направил на полковника охотничье ружье, де Фуа сказал, что сейчас велит арестовать всех нас и отправить в Нант, а Нант, увы, знаменит не только Нантским эдиктом Генриха IV, но и кровавыми трагедиями – казнями повстанцев.
И бедняжка Жюльетта обвенчалась с полковником, а мы, оставив уже не принадлежащий нам замок, перебрались в Нант. Жюльетта с мужем вскоре уехала в Париж, кардинал Мазарини, отметив заслуги полковника де Фуа, сделал его генералом, разумеется, за большие деньги.
Наше тяжелое положение вызывало сочувствие у оппозиции. Благодаря знатным покровителям нам удавалось кое-как сводить концы с концами. По рекомендации сеньоры нашего Города, герцогини де Шеврез, я, Ролан де Линьет, в начале 1660 года стал пажом Его Величества короля Людовика XIV.
Когда-нибудь я напишу свои мемуары о том, как король женился на испанской инфанте, как Двор путешествовал в Испанию, как Людовик ездил в монастырь Шайо, взяв Д'Артаньяна, нескольких придворных и меня, чтобы забрать оттуда Луизу де Лавальер, но сейчас не до этого!
Мой брат, Жюль де Линьет поступил в гвардию короля, в полк графа Д'Аржантейля, который должен был принять участие в африканской экспедиции Бофора. Я, узнав об этом, чуть не лишился рассудка от зависти. Я мечтал поехать с Жюлем, но брат запретил мне даже думать об этом. Тогда я решил бежать на войну и тайком пробраться на корабль. И вот я на корабле!
7.СТАРШАЯ СЕСТРА.
Но, чтобы рассказать о том, как я попал на "Корону", мне придется вернуться в прошлое – не такое далекое как Фронда, от силы дней десять. Я, Ролан де Линьет, приглашаю любезных читателей моих мемуаров перенестись с ''Короны'' в богатый особняк, принадлежащий графу де Фуа, о котором я рассказал в предыдущей главе. Богач и пьяница, артиллерийский генерал Жозеф де Фуа жил в этом особняке с молодой графиней, моей сестрой Жюльеттой.
В тот день я прибежал навестить сестру, поднялся по лестнице в залу, где графиня де Фуа стояла перед парадным портретом своего супруга и, сжав кулаки, гневно смотрела на изображение мужа. Парадный портрет генерала де Фуа был написан в год поражения Фронды и свадьбы генерала. Тот год де Фуа, тогда еще полковник, считал счастливейшим в своей жизни, а мы, особенно бедняжка Жюльетта – самым несчастным.
Де Фуа был изображен во весь рост в парадной одежде, в модных тогда ренгравах – он и к алтарю вел свою молодую жену в этой дурацкой расшитой и украшенной бантами юбке, которая меня тогда очень смешила, во время венчания я то и дело фыркал и не понимал, почему не смеется невеста, ведь Жюльетта была такой хохотушкой! Но бедная сестра то и дело вытирала слезы.
Художник, хоть и старался приукрасить графа де Фуа, польстил ему, все же был вынужден передать определенное сходство с моделью, и ему не удалось избежать изображения, хоть и преуменьшенных, но приметных мешков под глазами, надменно оттопыренной нижней плоской губы, которая мне всегда почему-то напоминала дождевого червяка, одутловатых щек. Неприятное впечатление от портрета артиллерийского генерала не могли скрасить ни мастерски написанные драпировки, ни богатое оружие, ни ордена, пожалованные Мазарини за победы над фрондерами, ни пучки колосьев, брошенные к ногам генерала – символ поверженной Фронды.
Я исподтишка наблюдал за сестрой. Мне казалось, Жюльетта с трудом сдерживает искушение плюнуть на портрет.
– Негодяй! – прошептала Жюльетта, – Злодей! Мерзавец! Ничего у тебя не выйдет! Я сорву твои подлые планы, коварный старикашка! Я предупрежу Бофора!
Она погрозила портрету кулаком и заявила:
– Ах, мне лучше удалиться в мой будуар, этот монстр действует мне на нервы.
Но, прежде чем уйти к себе, графиня де Фуа ласково погладила рукой поверженные фрондерские колоски, преклонила колени и поцеловала нарисованные колосья.
''Фронда жива!''- прошептала Жюльетта и вышла.
Я, повинуясь внезапному порыву, сделал то же – поцеловал пучки колосьев, повторяя как пароль: