– Повторяю, герцог, вашу фразу: да здравствуют мелодрамы! Ваш виконт избалованный мальчишка, и я уверен, что серьезное чувство у него еще впереди. А так, конечно, все это вызывает сочувствие…
И капитан вздохнул.
– Избалованный? – удивился Бофор, – Вы его совсем не знаете.
– Конечно, герцог, я совсем не знаю виконта. Я сужу по тому, что видел своими глазами. По таким проводам, которые ему закатили родители.
Бофор вздохнул.
– Тот красивый дворянин, что остался на берегу, когда ваш адъютант прыгнул в шлюпку, это ведь его отец?
– Да, – сказал герцог с теплотой в голосе, – Мой старинный друг.
– Вот! Отец мне понравился. В нем чувствуется сила и благородство. Хотя, герцог, это первое впечатление.
– Говорите, – сказал Бофор, – Я слушаю вас.
– Ну, а маменька прилетела сюда на собственной яхте. Не успел мальчик помахать ручкой папе, как врывается графиня и вызывает такой переполох… Н-да… Избалованный мальчик. Хотя видите – я сам смотрел на все со слезами. Такой уж я человек.
– А все-таки, – заметил Бофор, – Вы что-то не договариваете.
– Монсеньор, мне показалось по меньшей мере странным, когда вчера во втором часу пополудни на мой корабль явились эти мальчики из Фонтенбло, все в кружевах, надушенные – ваш начальник охраны и командир разведки, я уточнил потом по спискам пассажиров – Оливье де Невиль, Анж де Монваллан и c ними солдаты. Они предъявили приказ, подписанный вашим очаровательным адъютантом, где говорилось о необходимости проверить весь флагман в связи с опасностью теракта. Как прикажете это понимать? Разумеется, взрывчатку не обнаружили, но я был вне себя. Не много ли себе позволяют эти молодые люди?
– Вот где собака зарыта! – сказал Бофор, – Дорогой граф, на французском берегу остались не только друзья, которые нас любят и ждут нашего возвращения, но и враги, которые нас ненавидят и ждут нашей погибели. Это привет от них. Решили напакостить напоследок.
– Я так и понял, – сказал капитан, – Но сейчас, герцог, я командир корабля, и я несу ответственность за экипаж и за пассажиров. Поэтому я отбрасываю всякие эмоции, когда выполняю свои профессиональные обязанности.
Бофор понимающе кивнул. Капитан `'Короны'' оставил семью в Париже и к моменту отплытия ''Короны'' уже был в полном порядке. И не хотел травмировать красавицу-жену, которая наверняка ужаснулась бы, увидев все военные приготовления.
– А ваш красавчик Бражелон… Герцог, я очень сомневаюсь, что такой чувствительный и эмоциональный молодой человек, из высшего света, из золотой молодежи – в войне с арабами…
– О, насчет этого я спокоен! – заявил Бофор, – Когда настанет его черед действовать, он не дрогнет.
– Дай Бог, дай Бог.
– А вы сомневаетесь?
– Как вам сказать… – протянул капитан,- То же относится и к остальным мальчикам из Фонтенбло. Просто виконт из них более заметный, что ли. Но все уже готово, герцог. Зовите своих людей. Вот еще что я хотел узнать, если вы в курсе – мореплаватель Мишель, о котором говорила прелестная графиня, это случайно не граф де Бражелон, близкий друг Великого Магистра иоаннитов?
– Он самый, – сказал Бофор, – А вы его знаете?
– Встречались не раз, – ответил капитан, – И, полагаю, еще не раз встретимся.
– И мне так кажется, – кивнул герцог де Бофор.
А на палубе `'Короны'' под тентом на своем почетном месте сидит Шевретта, а Рауль – на ковре у ее ног, и она перебирает тонкими пальцами его темные кудри. Но как бы ни хотелось Прекрасной Шевретте просто посидеть со своим дорогим мальчиком и ни о чем не говорить – в такие минуты взгляды и жесты заменяют слова – она сделала волевое усилие и заставила себя обратиться к сыну, сменив ласковый тон на серьезный.
– Рауль… / и тут она запнулась, подумав ''дитя мое'', но никогда прежде герцогиня де Шеврез не обращалась так к виконту де Бражелону – и молниеносно сообразила, что лучше пока обращаться к нему по имени. /
… Рауль, милый, очнись. У нас очень мало времени, а мне нужно сказать тебе очень многое. И все очень важно!
– Да, мама, – все так же тихо ответил виконт, – У нас действительно очень мало времени.
И тут он испугался: его ослепили синие молнии шевреттиных глаз.
– У нас мало времени, – сказал Рауль испуганно, – Я только это хотел сказать вам, матушка.
– И думал ты то же? – спросила она.
Бражелон вздрогнул и опустил голову.
''Я привела бы тебя в чувство, – подумала Шевретта, – Ты уже меня боишься. Отлично, сынок''.
– Я не хочу с тобой ссориться напоследок, – резко сказала она, – Но запомни, мой мальчик, со мной такие номера не проходят! Если ты посмеешь сказать мне, твоей матери, ''Я скоро умру'', ты заработаешь от меня на прощанье не поцелуй, а оплеуху!
– Я этого не говорил, – ответил Рауль все так же тихо.
Этот тихий голос, опущенные глаза, печаль на лице – все это выводило из себя полную жизненной энергии Шевретту.
– По-моему, ты никогда не лжешь?