Выбрать главу

— Вы предлагаете мне прочесть ваше письмо? — изумился гасконец.

— Да, — твердо сказала Луиза, — Читайте. Я хочу, чтобы вы все-все прочли.

Тут гасконец нашелся что ответить.

— Чего хочет женщина, того хочет Бог, — сказал он любезно.

А Луиза, печально улыбнулась и, забрав у Д'Артаньяна шляпу, вновь принялась писать. Вот что прочел Д'Артаньян:

Костры в лесах Блуа.

Экспромт Луизы.

Костры в лесах Блуа забыть я не могу.И, словно в детских снах, я по лугам бегу,Тех дней не возвратить, исчезли словно дым,Когда тебя ждала, когда ты был любим.Король — мой властелин, мой Бог и мой палач.Твоя пора потерь, моя пора удач.Но отчего, скажи, средь пышного ДвораГорят, как наяву, костры в лесах Блуа?Как будто нет разлук, измен, обид и слез,Костры в лесах Блуа из наших детских грез.Костры в лесах Блуа погасли для меня.Но все ж… не уходи! Не торопи коня.Пойми мою печаль, сын знатного отца,Костры в лесах Блуа спалили нам сердца.Скучала в Замке я, скучал ты при Дворе.Любить бы нам тогда, но действовал запрет.Мы наломали дров, наделали мы бед.И твой палач — любовь, а мой — ваш Высший Свет.Но верю, что ты жив, ты жив, и я жива,Пока в счастливых снах горят костры Блуа.

P.S. Дорогой Рауль!

Прости меня. Мы очень нехорошо расстались с тобой в твоей парижской квартире, когда я пыталась объяснить тебе все, что у меня на душе, но, к сожалению, мне это не удалось. С тех пор не проходит и дня, чтобы я о тебе не думала и не молилась за тебя. Я очень люблю тебя, Рауль, так же как моего родного брата Жана. Но Людовика я люблю по-другому, и с этим ничего невозможно поделать. Я пишу глупо и не думаю о стиле — не хочу задерживать г-на Д'Артаньяна. Но самое главное постараюсь высказать. Я поняла одну простую вещь — нельзя строить свое счастье на несчастье других. И главное в любви — это искренность. Так вот, любя Людовика, я не буду ему принадлежать — а я ему не принадлежала. Пока ты не вернешься, и мы не помиримся, забыв все обиды — ты, я и наш король. Ты ведь не хочешь, чтобы мы все трое продолжали мучиться? Мы должны быть друзьями. Я очень хочу надеяться на это.

Я не хочу, чтобы тебя убили на войне. И Бог не хочет. А если ты не вернешься, клянусь души спасеньем, я в тот же день уйду в монастырь на всю жизнь, и никакой король меня оттуда не увезет. И это я сегодня же скажу Его Величеству. Но сердце мне говорит, что мы еще встретимся. И твоя настоящая любовь еще впереди.

А наше детство в Блуа мы будем вспоминать с теплотой и нежностью.

Так должно быть. В этом мире мы еще не раз должны встретиться!

Береги себя!

До встречи.

Луиза.

— Можно ли, — спросила Луиза, — отправлять это письмо в таком виде?

— И даже нужно, — сказал Д'Артаньян.

— Так ли я написала?

— Экспромт прелестен, но почему вы пишете, что король 'ваш палач' ? Для рифмы или у вас какие-то серозные разногласия?

— Его Величество очень ревнив.

— Его Величество очень любит вас.

— Знаю. И все-таки будет только так, как в постскриптуме.

"Что за мода у нынешних девиц — угрожать свои поклонникам монастырем? М-ль де Бофор клянется, что станет монахиней, ежели на ней не женится какой-то там Шевалье де Сен-Дени. М-ль де Лавальер клянется, что уйдет в монастырь, если Рауль не вернется с войны. А у меня к женским монастырям давнее предубеждение. С тех пор, как похоронил Констанцию' .

И Д'Артаньян вздохнул. Луиза же приняла вздох гасконца на свой счет.

— Вы не верите, что мы все помиримся? — спросила она, — В письме…что-то не так?

— Нет-нет, я сегодня же отправлю ваше письмо с секретной королевской почтой.

— Но вы вздохнули.

— Это я о своем.

"Эх, черт побери! Пусть в Нанте меня ждет какая-нибудь гадость, ради приписки стоило вернуться. А все-таки, мне-то на старости лет читать письма этой ребятни и улаживать их дела — занятие не из легких. Но ребятня / к 'ребятне' капитан мушкетеров причислил и Короля-Солнце / запуталась, приходится помогать, ничего не поделаешь. А ведь только эта девчурка заговорила о 'наших пленниках' и долге милосердия, ни словом не обмолвившись о сокровищах. Это вызывает уважение, черт возьми!

— Вы позволите? — и гасконец галантно поцеловал руку Луизы. А рука была очень горячей, и он тревожно спросил:

— Вы нездоровы, мадемуазель?

— Почему вы так решили, господин Д'Артаньян?

— Рука у вас очень горячая.

— Это жар или огонь внутри меня. Словно на меня сейчас пахнули горячие ветры Алжира… и опалили… но почему вы смеетесь?

— Возьмите ваш веер и прогоните алжирские ветры. А напоследок позвольте дать вам совет.

— Я слушаю, — сказала Луиза.

— Поменьше обращайте внимание на ваших злоязычных подружек. Не слушайте, что они болтают. Слушайте свое сердце — оно не обманет. Что же до короля — говорите ему правду. То, что чувствуете. Он поймет. Так действительно будет лучше для всех нас.

Луиза улыбнулась.

— Удачи вам, сударь!

— О! Удача мне всегда сопутствует! — лихо сказал гасконец и заторопился по своим делам.

ЭПИЗОД 2. БУДУЩИЙ МУШКЕТЕР

6. ТОТ, КТО ПОМНИТ

/ Мемуары шевалье Ролана де Линьета, бывшего пажа короля Людовика XIV, в данный момент внештатного барабанщика при Штабе его светлости герцога де Бофора, Великого Адмирала Франции, начатые на флагманском корабле 'Корона' 2 мая 1662 г. на пути из Тулона в Джиджелли./

Я, Ролан де Линьет, самый молодой участник славного Девятого Крестового Похода доблестной французской армии под командованием великого героя фрондерских баталий, его светлости герцога де Бофора, начинаю эти записки, которые послужат материалом для будущих историков, которые напишут свои сочинения, художников, которые посвятят нам свои батальные полотна, скульпторов, которые воздвигнут прекрасные конные памятники в нашу честь, архитекторов, которые соорудят триумфальные арки, трубадуров, которые сложат о нас новые сирвенты и баллады, для прекрасных дам, которые будут рукоплескать нам и бросать цветы под копыта наших скакунов!

Я начинаю свои мемуары в день своего рождения — сегодня, 2 мая, мне исполнилось 14 лет, но об этом не знает ни одна душа, даже мой друг, паж де Вандом, потому что я выдал себя за шестнадцатилетнего. А братец Жюль, слава Богу, помалкивает!

Я родился 2 мая 1648 года в замке Линьет в провинции Бретань. Мой отец, граф де Линьет, мирно жил в своем поместье и занимался охотой, хозяйством и воспитанием детей, которых у него кроме меня было еще двое, мои старшие брат и сестра, виконт Жюль де Линьет и мадемуазель Жюльетта де Линьет.

Сестру в детские годы я помню плохо, так как мне исполнился всего год от роду, когда отец отвез десятилетнюю Жюльетту в монастырь Святой Агнессы. Батюшка сделал это скрепя сердце, но Жюль и Жюльетта, по рассказам матушки и слуг, были невероятные озорники. Они были двойняшки и пользовались сходством, чтобы дурачить кого угодно — родителей, слуг, соседей, воспитателей и даже священника на исповеди. Жюльетта носила волосы, падавшие на плечи, как наш маленький король Людовик XIV, такую же прическу 'под короля' носил и мой брат, и отличить виконта от мадемуазель было невозможно — сходство было абсолютное.

Такие дурачества сначала забавляли родителей, но, когда сестра, упросив брата, сбегала с урока танцев и заявлялась на урок фехтования, одетая как молодой дворянин, а брат, желая избавить мадемуазель от назойливого поклонника, втискивался в жюльеттино платье, терпению родителей настал конец, и мадемуазель отвезли к монахиням.

Между тем началась Фронда, и до нас стали доходить известия о событиях, которые я здесь описывать не буду, поскольку они и так всем известны, а коснусь только тех, что непосредственно имеют отношение к истории нашей семьи.