Темно-синее небо, прозрачное зеленое море, подернутый рыжей дымкой горизонт… Все взгляды устремлены на море, а пушки продолжают стрелять, как бы помимо человеческой воли.
И вдруг, одновременно, словно охваченные общей тревогой, словно повинуясь приказам одного адмирала, и пираты и испанцы стремительно приступили к выполнению маневров.
Все паруса были спущены, все рифы забраны. Можно было подумать, что малейший лоскуток на рее грозил смертельной опасностью, так торопились матросы обнажить все мачты.
На кораблях убирались последние остатки парусов, когда над морской гладью пронесся порыв легкого свежего ветра — так ласточка пролетает над озером, чертя крылом зеркало вод.
То был разведчик, глашатай бури.
Море приветствовало его появление. Морская глубь закипела, и тысячи мелких волн, увенчанных легкой белой пеной, разбежались в разные стороны с тихим ропотом, постепенно перераставшим в глухой грозный рев. Воздух на горизонте начал сгущаться: буря не приближалась, казалось, она назревает там, вдали.
Мы часто видели, как приходит буря, но где и как она зарождается? Тайну этого рождения знают лишь горцы да моряки. Ветер можно угадать, увидеть или почувствовать, когда природу охватывает дрожь ужаса. Но что дрожит? Не море, не корабли, не люди. Так что же? Нечто неведомое, нечто понятное, но необъяснимое, — душа мира, то, что называют природой, то, чего никто не знает, и, однако, все постигают, не умея объяснить, не умея даже обозначить его именем.
Но вот налетел ветер, снасти ответили ему протяжным стоном. Тросы запели, засвистали, заныли, каждый на свой лад, но так зловеще, словно предчувствовали и предсказывали опасность и смерть. Печальный хор! Отовсюду, где болтался хоть один незакрепленный конец, где светился хоть один паз между досками, несся заунывный, протяжный вой.
Кто не слышал завывания ветра? Но слышал ли кто-нибудь более тоскливый и раздирающий сердце звук, чем эти стоны, подобные предсмертному воплю слабого, павшего духом существа?
Началась борьба со стихиями, и бой между людьми прекратился. Солнце померкло и скрылось в желтоватом тумане. Но вот туман, постепенно сгущаясь, превратился в тяжелые, мглистые тучи причудливой формы и окраски; подсвеченные по краям, они теснились, словно сбившиеся в отаре овцы. Там в небе клубились все самые мрачные оттенки серого цвета — от темной сепии до неподдающейся определению окраски пыльного вихря. В скопище туч угадывались потоки воды, бешеные зигзаги молний, зловещие силы, готовые низвергнуться на океан, вздымавший, бросая вызов буре, свои могучие волны.
Тяжелая громада туч, не в силах больше парить в воздухе, стлалась по воде. Буря сходила с высоты медленно, плотная, угрожающая. Но вот, как бы желая разбудить ее, повеяло мощное дыхание урагана, и, словно осенние листья, подхватило и закружило тяжелые военные корабли.
Обе эскадры оказались в самом средоточии бури. Наступила полная тьма, тучи наползали на мачты и снасти.
Все было пропитано влагой, хотя ливень еще не начался. Непрерывно со всех сторон вспыхивали ослепительные молнии, не то падая с неба, не то взлетая вверх из морской пучины. Гроза наконец грянула, и электрические разряды загрохотали, словно артиллерийские залпы двух воюющих миров.
Море бушевало вместе со всей природой. Мощные валы вздымались, сталкиваясь между собой, били в борта кораблей, прокатывались по палубе, неся ужас и разрушение.
Казалось, надежды на спасение нет.
Все люки были плотно задраены, штурвалы и паруса стали бесполезны, всякое управление — невозможно, и брошенные на произвол судьбы, суда носились по воле волн, то целиком зарываясь в воду и пену, то появляясь, как фантастические украшения на гребне могучего вала. Офицеры, матросы и солдаты бездействовали, беспомощные, как муравьи, уносимые на сухой ветке течением реки.
Испанские и пиратские суда беспорядочно метались по волнам, едва ли не соприкасаясь бортами, но противники не узнавали, а порой и не видели друг-друга. Сам бог велел им заключить мир перед лицом общей опасности.
«Знаменитый кантабриец» терпел бедствие. Уже рухнули мачты, и старый кузов грозил с минуты на минуту дать течь и навеки похоронить свой груз на дне океана. Капитан перестал изрыгать проклятия. Педро Хуан сидел в полном отупении. Сеньора Магдалена и Хулия пытались молиться.
XIII. ПЕРВАЯ ДОБЫЧА
Буря бушевала почти сутки, то затихая, то приходя в неистовство. На следующее утро солнце осветило безмятежно спокойное пустынное море и ясное, прозрачное небо. Эскадру рассеяло по всему океану, и ни с одного корабля не видно было в бескрайних просторах ничего, кроме воды и неба: ни паруса, ни гавани — ничего. Вода и небо, волны и синяя твердь.
Но вот с одного из кораблей удалось разглядеть вдали какую-то темную точку. Корабль этот был «Санта-Мария де ла Виктория», и капитан его, исследуя морское пространство, обнаружил на горизонте странный предмет, который хотя и не походил на судно, все же не мог быть и ничем иным. Попутный свежий ветер надувал паруса «Санта-Марии», и загадочный предмет, возбудивший любопытство всего экипажа, быстро приближался, увеличиваясь в размерах. Вскоре его уже можно было рассмотреть как следует.
— Это корабль! — крикнул кто-то из матросов.
— Потерявший всю оснастку, — добавил стоявший тут же Антонио.
— Интересно, погибли ли люди?
— Нет, видите, на палубе кто-то движется…
— Они подают сигналы.
— Просят о помощи…
— Смотрите, поднимают флаг на шесте!
«Санта-Мария» была уже близко от потерпевшего крушение судна.
— Ах! — воскликнул Антонио, — видите, на палубе человек с рупором. Он хочет говорить.
— Молчание! — приказал офицер.
Человек поднес рупор ко рту и крикнул:
— Помогите! Помогите!
— А ну-ка, ребята, — сказал капитан, — спустить шлюпки на воду и снять этих людей.
В одно мгновение шлюпки заплясали на волнах, и тут же от корабля, просившего о помощи, тоже отвалила шлюпка. Антонио остался на «Санта-Марии».
Вскоре три шлюпки с людьми пристали к борту военного корабля, не оставив на тонущем судне ни одного живого существа. «Санта-Мария» всех приняла на борт, и тут старая, разбитая посудина, словно только этого и дожидалась, начала трещать, погружаться в воду, затем стремительно перевернулась и исчезла в пучине, оставив за собой бурлящий водоворот. И волны снова сомкнулись.
Таков был трагический конец «Знаменитого кантабрийца».
Антонио Железная Рука принимал на борту спасенный экипаж. Капитан, боцман, рулевой, матросы — все остались невредимы. Но как ни странно, среди моряков оказались две женщины. Когда они стали подыматься по трапу, Антонио почувствовал, будто сердце у него остановилось: он узнал сеньору Магдалену и Хулию. При одной мысли об угрожавшей им опасности Антонио пришел в ужас.
Хулия вскарабкалась по трапу первая, Антонио поспешил помочь ей. Девушка еще не пришла в себя и боялась даже глаза поднять. Вдруг она почувствовала, что ее обнимает чья-то рука. Узнав Антонио, Хулия вскрикнула не то от радости, не то от испуга. Антонио сразу оттащил ее в сторону, пока другой матрос помогал сеньоре Магдалене.
— Молчи, Хулия, ради бога молчи! — шепнул он девушке.
— Что случилось, дочь моя? — спросила подбежавшая к ним сеньора Магдалена. — Что с тобой?
Железная Рука отошел как бы затем, чтобы помочь другим потерпевшим.
— Ничего, матушка, — отвечала Хулия с напускным спокойствием. — Просто я невольно вскрикнула от радости.
— Благословен господь, спасший нас от смерти, — проговорил присоединившийся к женщинам Педро Хуан.
Хулия терялась в догадках и с волнением следила за Железной Рукой. Она знала, что ее возлюбленный ушел к пиратам, к самому Джону Моргану. Что же он делает здесь? Не попал ли он в плен во время сражения? А может быть, Антонио так же, как она, нашел на испанском судне прибежище после кораблекрушения? Или они, сами того не ведая, попали на пиратский корабль? Хулия не знала, что и думать. Однако последнее предположение показалось ей самым вероятным. Не выдержав, она спросила у Хуана: