— Все же пойдем скорей.
— Похоже, что тебе тоже не терпится, хотя уйдете вы недалеко.
— Как хотите, матушка, но надо торопиться.
— Следует уведомить дона Хусто, сегодня он решил провести здесь ночь, чтобы помочь нам.
— Дайте ему знать, пока я собираюсь.
Донья Фернанда вышла, а донья Ана стала прихорашиваться у туалетного столика. Ей хотелось появиться перед возлюбленным еще более прелестной. Мать вернулась вместе с доном Хусто.
— Мы готовы, — сказала она.
— Идемте, — ответила донья Ана.
И все трое спустились в патио.
— Сначала ты выйдешь одна, — по дороге наставляла донья Фернанда свою дочь. — Мы дадим вам немного отойти, а затем пустимся в погоню и освободим тебя.
— Вы будете вдвоем?
— Нет, возьмем с собой слуг, вот они уже наготове, — ответил дон Хусто, указывая на собравшихся в глубине патио слуг с фонарями и секирами.
— Ох, матушка, мне стыдно становится, как подумаю, сколько народу узнает об этом деле.
— Вот глупышка! Да завтра о похищении узнает весь Мехико. Что же за беда, если сегодня несколько человек увидят тебя?
— Но весь Мехико меня не увидит, а эти люди будут присутствовать…
— Если боишься — еще не поздно.
— Нет, — решительно ответила донья Ана и, распахнув двери, вышла на улицу.
Дон Хусто запер дверь изнутри. В тот же миг раздался крик доньи Аны и какой-то шум, похожий на борьбу.
— Слышите? — в испуге сказала донья Фернанда. — Выйдем на улицу.
— Успокойтесь. Должна же она для виду оказать сопротивление.
Оба замолчали, снаружи тоже все утихло. Они уже собирались выйти, как снова раздался шум и звон шпаг.
— Скорее, скорее! Кто знает, что там происходит! — воскликнула донья Фернанда.
— Да, теперь пора, — ответил дон Хусто, открывая дверь, и оба в сопровождении слуг выбежали из дома.
На углу улицы какой-то человек со шпагой в руке отбивался от яростно нападавших на него троих или четверых неизвестных. Он едва успевал отражать удары и постепенно отступал. Еще немного — и он упал бы, но тут подоспели дон Хусто, донья Фернанда и слуги. Нападавшие убежали, а донья Фернанда и дон Хусто узнали в спасенном ими человеке дона Энрике.
— Где моя дочь? — в ужасе спросила мать доньи Аны.
— Не знаю, сеньора, — ответил дон Энрике.
— Не знаете?! — позабыв об осторожности, воскликнула донья Фернанда.
— Да как же вы можете не знать, если она ушла из дому, чтобы бежать с вами?
— Честью клянусь вам, это правда, — отвечал дон Энрике, не заметив, что эта женщина говорит о том, чего не должна была знать. — Она сказала мне, чтобы я ждал ее на углу, а вместо нее появились четверо убийц.
— Но где же моя дочь? Дон Хусто, моя дочь! Ищите ее! Эти крики, эта борьба!.. О, недаром я говорила, что нам следует выйти!
— Скорее, бегом по всем ближним улицам! — крикнул слугам дон Хусто. — Не возвращайтесь, пока не найдете след.
Слуги разбежались в разные стороны, разнося весть о происшествии по всему городу.
Донья Фернанда, опираясь на руку дона Хусто, в отчаянии вернулась домой, а дон Энрике, не зная, что ему и думать, завернулся в плащ и отправился куда глаза глядят, надеясь найти ключ к этой загадке.
Перед рассветом один за другим начали возвращаться слуги. Никому не удалось ничего узнать. Но зато весть о бегстве доньи Аны и о ночном скандале, неизвестно каким образом, мгновенно распространилась на балу, устроенном по случаю праздника в муниципалитете, где собралась вся высшая знать города.
VIII. ШАГ НАЗАД
Для того чтобы объяснить непонятное исчезновение Аны, нам придется вернуться на несколько часов назад.
В день святого Ипполита дон Хусто встал после дневного сна в четыре часа и, одевшись с величайшим тщанием, вышел на улицу, положив прежде всего навестить Индиано, в котором надеялся найти могучего союзника. Благодаря своему богатству Индиано пользовался в Мехико большой известностью, и дону Хусто нетрудно было отыскать его жилище. Великолепный дом дона Диего стоял справа от дворца вице-короля, на продолжении улицы Икстапалапа в сторону церкви Гуадалупской богоматери.
Дон Хусто явился туда, спросил у слуги, дома ли его хозяин, и узнал, что тот собирается на прогулку верхом. В самом деле, перед домом конюх держал в поводу горячего буланого жеребца с черной гривой и черным хвостом. Гордый конь в богатой сбруе беспокойно поднимал голову, бил копытом и жевал удила, как бы стремясь поскорее вырваться на простор и блеснуть своей резвостью и красотой.
Дон Хусто поднялся по лестнице и в галерее столкнулся с Индиано, который уже направлялся в выходу.
— Да хранит вас бог на долгие годы, — произнес дон Хусто.
— Рад служить вам.
— Мне необходимо поговорить с вами о важном деле, если вы расположены уделить мне несколько минут.
— Для меня это будет только честью. Прошу вас.
— Честь оказываете мне вы своей благосклонностью.
Индиано пригласил дона Хусто в небольшой, убранный с изысканным вкусом покой.
— Сделайте милость, садитесь, — сказал он, указывая на одно из кресел сандалового дерева, обитых златотканой парчой.
— После вас. Не могу я сидеть, если стоит столь почтенный кабальеро.
— Что ж, сядем оба.
Они уселись, и дон Хусто, сам не зная, с чего начать, заговорил несколько неуверенным тоном:
— Кабальеро, должно быть, вас удивляет мой приход. Ведь до сегодняшнего дня я не имел чести быть с вами знаком.
— Знакомство с вами — честь для меня.
Оба привстали и церемонно поклонились.
Дон Хусто продолжал:
— Однако бывают случаи, когда два человека, сами того не зная, заинтересованы в одном и том же деле. И тогда им обоим крайне выгодно объединиться. Вы согласны?
— Вполне согласен, — ответил дон Диего, подумав про себя: «Куда это он клонит?»
— Вам еще неизвестно мое имя: ваш покорный слуга дон Хусто Салинас де Саламанка-и-Баус…
— Рад служить вам, сеньор мой, — ответил Индиано, и оба снова привстали с полупоклоном.
«Впервые слышу это имя», — подумал Дон Диего.
— Брат, — добавил дон Хусто, — доньи Гаудалупе Салинас де Саламанка-и-Баус, графини де Торре-Леаль, супруги графа дона Карлоса Руиса де Мендилуэта — отца дона Энрике.
Новый поклон.
— Быть может, вы пришли по поручению дона Энрике? — спросил дон Диего, изменившись в лице при имени своего врага.
— Избави бог. Но я пришел по делу, которое его касается.
— И в котором я могу быть вам полезен?
— Мне-то нет. Но я мог бы оказать услугу вам.
— Не понимаю.
— Будем откровенны, если вы разрешите…
— Разумеется.
— Отлично, перехожу к делу. Вы, как утверждает молва, заклятый враг дона Энрике.
— Да нет, пустое… Просто неприязнь, довольно частая среди мужчин…
— Разрешите мне продолжать. Вас разделяет нечто большее, чем просто неприязнь; пожалуй, настоящая ненависть.
— Это он сказал вам?
— Нет. Я с ним не имею ничего общего.
— Как же вы можете это утверждать?..
— Но все говорят об этом.
— Быть может, все ошибаются?
— Прошу прощения, но полагаю, что нет. Так говорит народ, а вы знаете: vox populi vox Deinote 6.
— И, однако же, народ ошибается.
— Дон Диего, вы не доверяете мне, потому что моя сестра — супруга графа. А я хочу доказать, что вы неправы и что, быть может, ни с кем вы не можете быть столь откровенны, как со мной.
— Но…
— Я хочу предложить вам союз: вы ненавидите дона Энрике, я тоже. Он стоит у вас на пути и у меня тоже. Мы идем разными дорогами, но помеха у нас одна. Оба мы должны избавиться от этого человека. Объединимся! Я отдаю себя в ваше распоряжение.
Дон Хусто умолк и с довольным видом поглядел на собеседника. Но дон Диего резко поднялся, смертельно бледный, сжав кулаки и стиснув зубы, с глазами, сверкающими от ярости. Увидев его лицо, дон Хусто перепугался и тоже вскочил с кресла. Индиано шагнул вперед и, задыхаясь от гнева, с трудом сдерживая себя, проговорил хриплым голосом: