Мы брели по колено в воде, кругом не видно было ни зги.
Попав ногой в яму, отец оступился и упал, потащив и меня за собой. Я проворно вскочила и протянула руку, чтобы помочь ему встать. Он с трудом приподнялся и, застонав, повалился опять. У него была сломана нога.
— Не могу! — проговорил он. — Не могу, доченька! Я сломал ногу.
Я перепугалась, но попробовала успокоить его:
— Нет, нет, отец, тебе только кажется. Постарайся встать.
— Доченька, не могу я. Пощупай мою ногу.
Я нагнулась, провела рукой по его ноге и сразу убедилась, что он прав. Тут я давай плакать и только и могла, что обнимать и целовать отца. А он ласкал меня, утирал мне слезы и нежно уговаривал:
— Полно, дурочка, не плачь, ведь мне совсем не больно. Видишь, я улыбаюсь.
И он постарался улыбнуться. Я этого не видела, но догадывалась.
— Значит, все не так страшно, — продолжал он, — вот увидишь, я сейчас встану, и мы потихоньку зашагаем домой, а там мама меня вылечит, и скоро я буду так же здоров, как прежде.
Бедняжка! Я продолжала безутешно рыдать, а он говорил:
— Не плачь, не плачь, душенька, если бы я знал, что ты будешь так плакать, я ничего не сказал бы тебе. А я-то думал, ты храбрая… Полно, помоги мне. Сейчас увидишь, как ловко я встану.
Он оперся на мое плечо и, напрягая все силы, какие могла ему дать отцовская любовь, встал на ноги. Но, едва сделав один шаг, он застонал и снова рухнул на землю.
— Не могу, не могу, — в отчаянии сказал он. — Что же делать? Ты не в силах помочь мне, нельзя же тебе оставаться здесь до утра, да еще в такую ужасную ночь.
А я только и делала, что плакала и обнимала его.
— Знаешь, доченька, — сказал он, — беги-ка домой. Скажешь маме, что я остался в доме у каких-то добрых сеньоров, поспишь, а рано утром попросишь кого-нибудь помочь тебе, и мы вместе вернемся. А я лягу поближе к стене и тоже посплю. Ведь я сильный…
— Что это здесь случилось? — раздался рядом чей-то голос, который я сразу узнала. Перед нами стоял влюбленный юноша. Оказывается, мы находились на улице его дамы.
— Сеньор кабальеро, — отвечал отец, — я — тот слепой, который проходит здесь каждый вечер. Дорогу размыло, я упал, сломал ногу и не могу теперь вернуться домой.
— Далеко ли твой дом, девочка? — спросил молодой человек.
— Не очень, сеньор, — отвечала я.
Юноша задумался. Гроза прошла, и из-за туч выглянула луна. Я могла рассмотреть богатый наряд юноши и переброшенный через плечо черный плащ.
— Попробуй-ка встать, — сказал он отцу.
— Как сеньор? — ответил отец. — У меня нога сломана.
— А можешь ты хоть немного продержаться на здоровой ноге?
— Постараюсь, сеньор кабальеро.
— Обопрись об меня, — сказал юноша, поддерживая отца.
Отец встал, не касаясь земли сломанной ногой.
— Постой так минутку, — продолжал юноша и, сняв с себя плащ и шляпу, дав их мне со словами: — Подержи-ка, только старайся не измочить.
Я взяла шляпу и плащ, не понимая, что же он собирается делать, а он встал спиной к отцу и слегка нагнулся.
— Берись-ка руками за мою шею, — скомандовал он и, подхватив отца под колени, взвалил его, как куль, к себе на спину. — Пошли, девочка, веди меня!
Я молча повиновалась, испуганная всем происшедшим. Так, не говоря ни слова, мы дошли до дома. Увидев отца, мать залилась слезами. Юноша помог нам уложить его в постель, и тут я заметила, что вся его богатая одежда забрызгана грязью.
— Сеньор! — воскликнула мать. — Как нам благодарить вас! Мы бедны, но сердца наши принадлежат вам. Один бог может вознаградить вас.
— Не будем говорить об этом, — ответил юноша, — сейчас я тороплюсь, но завтра днем я зайду проведать больного. Позовите утром врача, у вашего мужа сильный жар. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной на улицу Икстапалапа; меня зовут Энрике Руис де Мендилуэта.
— Дон Энрике! — воскликнул Москит, слушавший историю Паулиты, затаив дыхание.
— Он самый.
— Проклятие! Я не знал, что он так добр к беднякам.
— Это еще не все, — продолжала девушка. — Когда дон Энрике ушел, на цыновке, заменявшей отцу постель, мы нашли несколько золотых монет. На следующий день он снова был у нас и приходил каждый день, пока отец не поправился. С этого времени дон Энрике взял нас под защиту, и мы ни в чем не нуждались. Но было уже поздно: моя мать и сестра вскоре умерли. Мы с отцом при помощи нашего покровителя переехали в этот дом.
Два года назад мне минуло шестнадцать лет, дон Энрике был на десять лет старше. Он по-прежнему помогал нам и нередко нас навещал. Всякий раз, когда он приходил, я чувствовала, как охватывает меня какая-то невыразимая радость, я тосковала, когда его не было, я часто видела его во сне. Наконец я поняла, что люблю его, хотя он никогда не говорил мне ни слова о любви. Должно быть, по неопытности я не могла скрыть свою страсть, и однажды он отозвал меня в сторону и сказал:
— Послушай, Паулита, ты должна сказать мне правду.
— Хорошо, сеньор, — ответила я, заливаясь краской.
— Только не обманывай меня ни в чем.
— Нет, нет, сеньор.
— Паулита, ты любишь меня?
Меньше всего я ожидала такого вопроса и чуть не лишилась чувств от смущения.
— Говори же, Паулита.
— Да, сеньор, очень люблю.
— Паулита, — нежно сказал он, — выслушай меня. Я виноват в том, что вел себя неосторожно. Я должен был знать, к чему могут привести мои посещения, но теперь еще не поздно исправить зло. Ты хорошенькая, ты очень мне нравишься, и мне совсем нетрудно в тебя влюбиться. Но я могу только погубить тебя, потому что, ты сама понимаешь, жениться на тебе я не могу. Расстанемся. С другой женщиной я, может быть, и не был бы так совестлив, но ты — другое дело. Я тебя не оставлю, однако ты больше никогда меня не увидишь. Так будет лучше и для тебя, и для меня, и для твоего бедного слепого отца, который не должен платить своей честью за мою скромную помощь.
Что я могла ответить? Дон Энрике ушел, а я проплакала немало дней и ночей. Когда я рассказала об этом разговоре отцу, он осыпал его благословениями и попытался меня утешить. Через год отец умер, а я открыла эту таверну, чтобы жить своим трудом, и благодарение богу, живу безбедно и счастливо, а главное, до сих пор не поддалась на уговоры ни одного из своих ухаживателей. Со всеми вами я обхожусь хорошо и ласково, но не больше того, Лукас, не больше того.
— И с тех пор ты ни разу не видела дона Энрике?
— Ни разу! Он узнал о смерти моего отца и передал мне деньги и добрые советы…
— Вот это человек!
— Права я, что люблю и уважаю его, как отца?
— Еще бы, черт возьми! А я теперь люблю тебя еще больше и его тоже.
— Ты спасешь его?
— Клянусь! Меня раньше убьют, чем…
В это время в таверну вошли приятели Москита.
XVI. К ЧЕМУ ПРИВЕЛА ИСТОРИЯ ПАУЛИТЫ
— Уже пора? — спросил Москит.
— Да.
— Тогда пошли!
— Пошли, — отозвались все трое.
Москит поднялся, взял шляпу и сказал товарищам:
— Подождите меня на улице.
Они вышли.
— Паулита, — проговорил Москит, нежно взяв ее за руку, — я сделаю для этого человека то, что сделал бы для родного брата.
— Что же? — с волнением спросила девушка.
— Я спасу ему жизнь и дам ему свободу. Дона Энрике везут под конвоем, а нам дано поручение убить его. Ему грозят две опасности, и от обеих я его спасу.
— Лукас, ты настоящий мужчина!
— Мы не убьем, его, Паулита, мы вырвем его из рук королевских солдат. То, что этот юноша сделал для тебя и твоего отца, дает ему право на уважение всех, кто только хлебнул горя и знал нищету.
— О, как я буду любить тебя!
— Теперь слушай, Паулита: если удастся спасти дона Энрике, я приведу его сюда.
— Сюда? — побледнев, воскликнула Паулита.