— Но…
— Разрешите мне закончить. Я буду беречь сеньориту Хулию, как зеницу моего ока, она настоящий ангел, и я была бы счастлива, если бы она навсегда осталась у нас, но она плачет, грустит, и я решила: «Пойду и поговорю с этой жестокой матерью…»
— Сеньора, что вы говорите?
— Прошу прощения, ваша милость, но я, право, не пойму вас, богачей. Если дети бедняков уходят из дому, так их нужда гонит на заработки, ведь один отец не может прокормить всю семью; но мы, бедняки, неспособны со зла выгнать из дому дочь, да еще такую красавицу; не ровен час, она может погибнуть на улице.
— Но вы не знаете…
— Я все знаю. И Хулия правильно поступила, рассказав мне, как ваша милость вбила себе в голову, будто у дочки любовь с вашим мужем, и, ничего не разузнав, выгнала дочку вон.
— Но я совсем не гнала Хулию из дому, напротив, ее исчезновение стоило мне многих слез.
— Да, да, я знаю, ваша милость не сказала дочери: поди прочь, но прокляла ее. Пресвятая дева! Ведь вот вы, богачи, какие: проклинаете своих детей, а о спасении души и не думаете. Нам, беднякам, случается поколотить детей, но проклясть — упаси нас боже. Ведь проклятие губит детей, а если оно несправедливо, то заодно и родителей. Как ваша милость не подумала об этом?
Слова Паулиты звучали суровым укором, сеньора Магдалена сидела, не поднимая головы. Ее терзали укоры совести.
— Но я решила вмешаться в чужие дела, — продолжала Паулита, — пришла без ведома сеньориты к вашей милости и все выложила, как есть. Я больше не в силах смотреть на слезы бедняжки. Ведь у вас, ваша милость, тоже небось сердце кровью исходит.
— Пусть она поскорее возвращается домой, я приму ее с распростертыми объятиями.
— Что вы, сеньора! Да как ей сюда вернуться, ведь она покинула дом, потому что мать прокляла ее. Да и какая я заступница за Хулию? Я ничего не значу, вот и выйдет, будто она придет сюда за прощением, как за милостыней, хотя ни в чем не виновата и ничем не заслужила такой несправедливости.
Сеньора Магдалена почувствовала себя пристыженной.
— Да я не знаю, согласна ли она к вам вернуться. У каждого ведь есть свое достоинство. Что, если завтра повторится все сызнова?
— Так как же, по-вашему, мне следует поступить? — произнесла сеньора Магдалена, чувствуя себя окончательно уничтоженной.
— Думаю, лучше всего рассказать ей весь наш разговор с вами, и, если она примет это спокойно, я пошлю к вашей милости моего мужа, и вы сами придете за Хулией. Вот как, мне кажется, лучше всего сделать.
— Где вы живете?
— Я пришлю мужа, он вас проводит; я живу близехонько от главной площади; дайте, ваша милость, мне какую-нибудь вещицу, по ней вы узнаете моего мужа.
— Вот возьмите, — сказала сеньора Магдалена, снимая с пальца драгоценный перстень.
— Нет, перстень не годится, не ровен час, он потеряется, а ваша милость подумает, что я взяла его себе.
— Но Хулия знает этот перстень, он послужит ей доказательством, что вы говорили со мной.
— А этого вовсе не требуется. Хулия достаточно хорошо меня знает, чтобы не сомневаться во мне. Дайте ваш носовой платок.
— Вот он, — ответила сеньора Магдалена, — но будьте добры, примите от меня в подарок этот перстень за те одолжения, которые вы оказали Хулии.
— Какие одолжения?
— Вы пригласили ее к себе, она живет у вас.
— Ах вот оно что! Нет, нет, оставьте перстень у себя. Раньше у меня и в самом деле был постоялый двор; но один благородный человек, попавший сейчас в беду, обеспечил мою жизнь, я вышла замуж и больше не держу постояльцев. Бог да хранит вашу милость.
По натуре своей сеньора Магдалена была доброй, но она не умела обращаться с простыми честными людьми, вот почему она в тот вечер потерпела жестокое поражение в разговоре с Паулитой.
Гостья поднялась и направилась к двери.
— Ах, простите! Как вас зовут? — спохватилась наконец сеньора Магдалена.
— Меня зовут Паулита, а замужем я за Москитом.
— Москит — это его имя?
— Нет, сеньора, — рассмеялась Паулита, — его так прозвали за маленький рост.
Услышав, что мужа Паулиты зовут не по имени, а по кличке, сеньора Магдалена не скрыла своего неприятного удивления, позабыв при этом, что ее собственного мужа прозвали на Эспаньоле Медведь-толстосум.
От Паулиты не укрылась пренебрежительная усмешка на лице Магдалены, и она сказала:
— Знаете, ваша милость, мой покровитель однажды рассказал мне, что даже у королей бывают прозвища. Так отчего же беднякам от них отказываться?
Сеньора Магдалена прикусила язык и поспешила оправдаться:
— Нет, нет, я ведь ничего не говорю.
— Это верно. Прощайте, ваша милость, храни вас бог. — С этими словами Паулита вышла на улицу, где ее поджидал Москит, сидя на корточках против дома.
— Ну как? — спросил он.
— Все устроилось как нельзя лучше.
— Рассказывай.
— Расскажу дома при Хулии.
— Она будет рада?
— О да, если только ей хочется вернуться домой.
— Стоит ли ей возвращаться?
— Ей решать.
Весело болтая, Паулита вместе с мужем направилась домой, где их с нетерпением поджидала Хулия.
VI. БРАЧНЫЕ ПЛАНЫ
Хулия в отсутствие хозяев оставалась в доме одна. Паулита скрыла от молодой девушки, куда она идет, так как не была уверена в успехе своей затеи. Зная, что Хулии не по душе оставаться одной в доме, Паулита посоветовала ей запереть дверь на замок и не открывать никому, пока не раздастся условный стук.
Незадолго до возвращения Паулиты к дому подошли два незнакомца, закутанные в плащи до самых глаз, и постучались; но это не был условный стук, и Хулия не шелохнулась.
Стук в дверь повторился, но снова безуспешно. Незнакомцы стали между собой переговариваться.
— А ты уверен, что это его дом?
— Еще бы, ведь вчера утром я сам был здесь вместе с Москитом.
— Однако никто нам не отворяет, а ты говорил, что Паулита по вечерам всегда дома.
— Но вы поглядите, ваша милость, внутри свет.
Тот, кого называли «ваша милость», приложил глаз к замочной скважине.
— В самом деле! — воскликнул он. — Свет горит. Может, Паулита уснула. Стучи покрепче.
И оба принялись громко стучать.
— Пожалуй, они все-таки ушли.
— Возможно, но, раз она оставила свет, значит, скоро вернется.
— Придем еще раз попозже.
— Как прикажет ваша милость.
Незнакомцы ушли.
Через мгновение вернулись Паулита и Москит. Едва они постучались, как Хулия открыла им.
— Благодарите меня, моя красавица, благодарите! — сказала Паулита, обнимая Хулию.
— Благодарить за что? — спросила та.
— А вы не знаете, где я только что была?
— Не могу догадаться.
— У вас дома.
— Дома?
— Да, и видела сеньору. Она горько кается, что так обошлась с вами, и хочет вас видеть.
— Но что вы ей сказали?
— Много хорошего, особенно для вас: и, если вы захотите, я пошлю Москита вот с этим носовым платком, и ваша мать придет за вами.
— Паулита, как я вам благодарна за все! Но мне тяжело вернуться в дом, где у моей матери родилось такое ужасное подозрение…
— Я так и сказала ей, поэтому она и не пришла со мной; нужно, чтобы вы на это согласились по доброй воле.
— О, если б мне было куда уйти!..
— Неблагодарная. Здесь вы у себя дома.
— Паулита, верю вам, но поймите, долго оставаться в таком положении невозможно.
— Я понимаю.
— Что делать?
— Может, я скажу глупость, но почему бы вам не выйти замуж, как предлагает ваша мать?
— Сохрани, боже!
— Почему? Скажите откровенно.
— Паулита, вы же знаете, я люблю другого.
— Знаю, но из этой любви ничего путного не выйдет: он пират, и сами понимаете, ну как он может появиться во владениях испанского короля? Вы тоже не в силах разыскивать его по океанам, так когда же и как вы с ним встретитесь? Слышали, что о них рассказывают, — они похищают женщин, а потом, когда подруга им прискучит, убивают ее.