— Нет, ты не грезишь, Диего, — прошептала Марина. — Господь вернул нам счастье.
Дон Энрике собирался покинуть зал и оставить супругов наедине, но Марина, тихонько отстранив мужа, удержала своего спасителя за руку.
— Диего, — сказала она, — вот человек, которому мы после бога обязаны своим счастьем и честью. Он был моим покровителем среди невзгод, моим прибежищем в горе. Это он поддерживал во мне силы, ради моего спасения рисковал жизнью, вырвал меня из плена, с неслыханной дерзостью проложив себе путь сквозь флотилию беспощадного Моргана.
— Марина, ты еще не знаешь, насколько благороден этот человек: одержав надо мной победу в крепости Портобело, он подарил мне свободу и жизнь. Когда пираты увезли тебя, я обвинял его в обмане — ведь он обещал добиться твоего освобождения. Но я тогда еще не знал всего величия этой души. Кабальеро дон Энрике Руис де Мендилуэта, сеньор граф Торре-Леаль, согласны ли вы почтить своей дружбой двух спасенных вами людей?
— Сеньор дон Диего де Альварес, я не кабальеро и не граф, я всего-навсего изгнанник, мексиканец без имени, человек, потерявший родину и семью. Я — пират Железная Рука, явившийся сюда, чтобы поспеть вовремя на свидание с вами, назначенное мною на сегодняшнюю ночь. Назначая вам эту встречу, я горел желанием отомстить вам за страшное оскорбление. Сейчас я не решаюсь больше мстить; я удовлетворен тем, что смог передать вам из рук в руки вашу жену, я осчастливил моих врагов, в моем сердце не осталось места для прежней жгучей злобы.
— И вы отказываетесь от нашей дружбы? — спросила донья Марина.
— Сеньора, я не хочу тешить себя несбыточными мечтами.
— Почему же несбыточными?
— Сегодня ночью я уезжаю.
— Куда?
— Не знаю. Куда-нибудь в дальние края, чтобы там похоронить мои невзгоды. Я должен исчезнуть, бежать от гнева вице-короля. Надежный человек ожидает меня в полночь у собора; с ним я обдумаю мой путь, и завтрашний рассвет застанет меня далеко отсюда.
— Дон Энрике! — воскликнул Индиано. — По моей вине вы потеряли родину, имя, богатство, будущность. За зло вы отплатили добром. Так завершите мое счастье, позвольте вернуть вам все, что я у вас отнял.
— Это невозможно, все потеряно навеки.
— Окажите мне эту последнюю милость, иначе совесть не даст мне покоя. Я уверен, что добьюсь своей цели.
— Но как? — печально спросил юноша.
— Сейчас я еще и сам точно не знаю как, но я твердо убежден в успехе.
— Не надейтесь.
— Я прошу вас о немногом, дон Энрике, дайте мне всего неделю срока. Что значит для вас неделю? Вы проведете ее тайно в моем доме, и, если за этот срок я ничего не достигну, даю вам слово быть с вами откровенным и не удерживать вас дольше.
— Дон Диего…
— Исполните мою просьбу, подумайте о вашем будущем, о вашем счастье. Я бесконечно благодарен вам и не стыжусь признаться, что вы превзошли меня в мужестве и благородстве.
— Соглашайтесь, — сказала донья Марина.
— Пусть будет по-вашему, — уступил дон Энрике.
Индиано и Марина обняли его. На глазах юноши навернулись слезы.
— А теперь, — сказал Индиано жене, — пойдем к нашей дочурке.
— Да, да! — подхватила, повеселев, донья Марина. — И вы пойдете с нами, дон Энрике.
Все трое с облегченным и радостным сердцем вышли на улицу и поспешили к дому дона Диего.
VIII. РАДОСТЬ ДОНА ХУСТО
Ровно в полночь, как было условлено, Москит стоял против собора, поджидая дона Энрике, но тот уже и не вспоминал о нем.
Часы шли, Москит дрожал от утренней свежести, но не покидал своего поста до тех пор, пока солнечные лучи не позолотили городских башен.
— Итак, дон Энрике не пришел, — сказал про себя Москит, — вернемся восвояси. Если я ему нужен, он знает, где меня найти. — И Москит направился домой.
Паулита с нетерпением ждала мужа; весть о том, что дон Энрике в Мехико, наполнила таким смятением ее сердце, что она не могла ни заснуть, ни даже прилечь.
От Москита она знала, что дон Энрике назначил ему встречу ночью у собора, и надеялась услышать о новых планах юноши; ей то и дело чудились шаги по лестнице и стук в дверь. Несмотря на свою непреклонную решимость, о которой Паулита твердила Хулии, ей было трудно сладить с сердцем.
Наконец муж вернулся.
— Как, ты еще не ложилась, Паулита? — удивился он.
— Что случилось? — спросила она, не отвечая на вопрос мужа.
— Ничего. Дон Энрике не пришел, а я зря всю ночь на улице проторчал.
— Но почему он задержался?
— Не знаю; да и кто может знать, что там у него стряслось.
— Как же теперь быть?
— Я понятия не имею, где его искать. Сегодня к вечеру он, верно, сам придет ко мне. А тем временем я сосну часок, думаю, что и тебе не мешает отдохнуть.
— Мне спать не хочется, лучше я схожу к Хулии.
— Как ты привязалась к ней!
— Она такая хорошая и такая несчастная!
— Ну что ж, иди.
Москит улегся и вскоре безмятежно захрапел. Паулита оделась тщательнее обычного; мысль о доне Энрике не шла у нее из головы, ей казалось, что она непременно встретится с ним на улице, вот почему она постаралась принарядиться.
С гордым сознанием своей красоты она вышла на улицу и направилась к дому Хулии.
Несмотря на раннее время — пробило только восемь часов утра, — весь дом был на ногах. Хулия не показывалась из своей комнаты; сеньора Магдалена успела послать дону Хусто записку.
Паулита и дон Хусто подошли к дому почти одновременно, он спешил к сеньоре Магдалене, она — к сеньорите Хулии. Тихонько постучавшись, Паулита вошла в спальню к подруге.
Хулия была очень бледна; темные тени под глазами говорили о том, что она провела бессонную ночь. При виде Паулиты она поднялась к ней навстречу.
— Добрый день, Хулия. Как вы себя чувствуете? Вы видите, я прибежала к вам чуть свет, мне стало вдруг тревожно.
— Вы доставили мне большую радость, Паулита. Я очень несчастна, и, кроме вас, у меня нет друга…
— Ну, как? Что говорит ваша мать? Что вы надумали?
— Паулита, ваши советы, тревога, которую я прочла в глазах матушки, ее плохо скрытая грусть, воспоминания обо всем, что здесь произошло, страх перед жизнью, ожидающей меня в материнском доме, — все это, как мне ни больно, заставило меня принять твердое решение.
— И что же вы решили?
— Выйти замуж, как того желает матушка.
— Слава богу! Слава богу! Вот разумное решение! Увидите, вы будете поминать меня добрым словом.
— Да, я решилась и уже сказала об этом маме, но просила ее об одном…
— О чем же?
— Поспешить со свадьбой.
— Боже мой, так у вас больше решимости, чем я предполагала.
— Мне не на что больше надеяться, к чему же оттягивать? Для меня это тягостная жертва, но бедная мама получит наконец душевный покой. Пусть хоть она будет счастлива, раз для меня счастье невозможно. Я помеха на ее пути, мое замужество все уладит.
— Но кого она выбрала вам в мужья? Вы-то знаете этого человека?
— Как же! Это брат графини де Торре-Леаль, дон Хусто, тот самый, что разыскал меня у вас в доме.
У Паулиты вырвался возглас досады.
— Вы знаете что-нибудь плохое о нем? — спросила Хулия.
— Нет, я просто не люблю его, ведь он враг дона Энрике.
— Того человека, которого вы любили?
— И продолжаю любить, Хулия, продолжаю любить; на мою беду, он приехал в Мехико.
— Когда?
— Точно не знаю; но, едва вы вчера уехали от нас, муж рассказал, что видел его и говорил с ним.
— И эта весть взволновала вас?
— Вы даже не представляете себе, что творится со мной. То я чувствую прилив радости, то меня охватывает невыносимая грусть. Я и хочу и боюсь увидеться с ним. Мне мучительно стыдно перед мужем, что я люблю другого, и вместе с тем я не раскаиваюсь в моей любви. Я горжусь тем, что сладила с чувством, и тут же проклинаю свою нерешительность, — лучше б я стала его возлюбленной. Он так смел, благороден и великодушен, он стоит любой жертвы. Да, он стоит того, чтобы женщина пожертвовала ради него своей честью и гордилась этим больше, чем королева своей короной.