По мере того, как солнце садилось, а оборотни очень чувствительны к таким вещам, беспокойство всё больше овладевало Арушем. Зверь внутри не желал успокаиваться, хотя времени после боя прошло уже много. Ещё одним раздражителем был, конечно же, демон. Тот холод, который он распространял вокруг себя, казалось, колол сущность Аруша ледяными иглами. Он забирался в самые тёмные её уголки, даже те, которые сам оборотень старался забыть, вычеркнуть из своей жизни. Но холод, словно обладая разумом, извлекал из закоулков памяти всё новые и новые куски мозаики.
Он вспомнил одно из тех обращений, когда был ещё совершенным «щенком» и не всегда мог контролировать себя полностью. Той ночью он оставил на сельской дороге, неподалёку от Варенга, четыре разорванных тела, два из которых были детскими. Их лица неожиданно всплыли из небытия, хотя Аруш ту ночь не запомнил вовсе. Они уставились на него невидящими бельмами глаз, мычали и тянули к нему свои немощные полусгнившие руки.
— Да что ж это такое! – вскричал Аруш, сжимая голову руками. Но образы не уходили, а наоборот становились всё насыщенней, ярче и агрессивней. Они уже не просто мычали, а ощерив свои безгубые рты с редкими зубами, шипели и угрожающе булькали. Оборотню казалось, что он чувствует прикосновение их ледяных пальцев к своей горящей коже. Он заметался по клетке, отмахиваясь от невидимого врага. Его возня и придушённые вскрики разбудили Саломею, которая со сна не сразу поняла, что происходит.
— Аруш! Эй, Аруш, — сначала тихонько она позвала его, но видя, что результат отсутствует, крикнула сильнее. Её крик испуганной тенью метнулся по мрачному тёмному трюму. Во мраке мелькнули жёлтые глаза, началось Обращение. Звук перестраивающихся костей, рвущейся кожи и резкий запах шерсти и крови на некоторое время заполнил всё пространство вокруг Саломеи.
Страшный звериный рёв разорвал растревоженную тишину, а следом за ним в решётку, разделявшую пленников, ударилась туша оборотня. Застонав, прутья прогнулись, а сквозь них уже просовывалась лапа с влажно блестевшими когтями. Саломея предусмотрительно переползла в дальний угол своей клетки и теперь с ужасом смотрела на беснующегося в трёх шагах от неё зверя. Железные прутья решётки прогибались при каждом броске оборотня и служили не подходящей преградой для такой сущности.
— Что за шум?! – раздался голос Магруна, и следом за ним трюм залил молочный призрачный свет. Спустившийся по трапу волшебник недовольно уставился на бьющегося в первобытной ярости зверя.
— Аруш нха’ген гунна ма лор! – рявкнул он, выпростав руку вперёд. Клубящийся комок воздуха сорвался с его пальцев и ударил оборотня в грудь, но не отбросил, а стал обволакивать словно туман. Чудовище несколько раз фыркнуло, затем уж как-то по-человечески вздохнуло и опрокинулось навзничь. Началась обратная трансформация.
Обведя трюм взглядом, полным лютой злобы, волшебник неожиданно зарычал сквозь зубы:
— Джэнхан’гаш! Джэнхан’гаш! – взревел он. – Мерзкая тварь, ты что, хочешь лишить меня лучшей пары! – с этим криком Магрун бросился на палубу, но на верхней ступеньке уже появился его гротескный помощник.
— Что случилось, хозяин? – от мёртвого голоса веяло потусторонним холодом. Ещё немного, и, казалось, на бортах выступит иней. Магрун схватил своего демонического помощника за горло, вены на шее волшебника вздулись.
— Ты…ты…
— Это вышло случайно, Магрун. Его звериная половина слишком чувствительна к моему соседству. Нет причин так нервничать.
Он говорил нарочито спокойно, чем ещё больше вывел из себя Магруна.
— Тогда держи свою сущность под контролем, Джэнхан’гаш! – прорычал волшебник, и его лицо вновь приобрело естественный бледный цвет. — Приглядывай потщательней за ними. Если что — я у себя.
Едва Магрун скрылся из виду, как зашитые веки пленённого демона уставились на замерших в своих клетках Саломею и оборотня:
— Сидите смирно, голубки, — от его голоса у девушки разом заныли все зубы, хотя губы мертвеца были плотно зашиты, ей показалось, будто он улыбается. Он засмеялся, но смех больше напоминал звук трущихся друг о друга камней. Постояв так ещё немного, демон тоже покинул трюм, а вместе с ним погасло и свечение, и вновь всё погрузилось во тьму.
— Аруш! Эй, Аруш! – тихо позвала товарища по несчастью Саломея. В ответ раздался приглушённый стон. Девушка пересела поближе к разделяющей их перегородке и наощупь нашла руку оборотня. Кожа его была холодной и влажной, он тяжело дышал:
— Ч-что с-с-случилось? – голос его был слаб и срывался.
Саломея вкратце пересказала ему увиденное и услышанное, после чего он на некоторое время с головой отдался сквернословию. Такого потока ругательств дочь посла, привыкшая совсем к другой форме общения, никогда до этого не слышала. Не стесняясь в выражениях, оборотень расписывал родословную и пристрастия обоих виновников происшедшего с ними. Затем поток иссяк, будто вылившееся из бурдюка вино.
— Уф, — последний раз скрежетнул он зубами и, помолчав, добавил: — Прости мне шайне аб-Абдах мою несдержанность, гнев на миг застлал мой разум.
— Это было… м-м, весьма познавательно. Да, — добавила ошеломлённая девушка, не зная даже, как вести себя в сложившейся обстановке.
Неожиданно его рука накрыла её руку с той лёгкостью, что сразу отметает все сомнения – этот «человек» прекрасно видит в темноте:
— Я хотел поблагодарить тебя, шайне. Ты уже не единожды приходишь мне на выручку, а я, словно неблагодарный выкормыш киарских лесов, пытаюсь снова и снова подвергнуть тебя опасности.
— Это так, Аруш. Но и без тебя я вряд ли продержалась бы долго.
— Да, мы неплохо сработались, — хохотнул оборотень. – Но сейчас, я думаю, нам нужно отдохнуть, чтобы встретить завтрашний день полными сил. К тому же меня, если честно, со страшной силой клонит в сон, — неожиданно добавил он.
— Я слышала, в трюмах водятся огромные крысы, и они могут наброситься на спящего.
Оборотень залился веселым жизнерадостным смехом:
— Женщины! Мы сидим в плену у самых настоящих злодеев, один из которых – не человек, мы дрались с настоящей тварью из Нижних Царств, а ты боишься каких-то крыс! Спи, шайне, спи.