— Если второй помощник пойдет со всем этим к капитану, над ним снова начнут потешаться, — сказал я безнадежным тоном.
— Нет, — покачал головой Тэмми. — После того, что случилось с Уильямсом, никто над ним потешаться не будет.
— Может быть, ты и прав, — сказал я с сомнением.
На этом разговор закончился. На ют вернулся второй помощник, и Тэмми бесшумно растворился в темноте, оставив меня в полном смятении. Я чувствовал, что должен что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. Вот только что?
Что появилось из тумана
В полдень мы похоронили Уильямса. Бедняга! Его смерть была такой неожиданной. Весь день матросы были подавленны и мрачны; снова начались разговоры о том, что среди экипажа есть человек, который приносит несчастье. Если бы они только знали то, что знали я, Тэмми и, возможно, второй помощник!
Вскоре случилась еще одна неприятность. Нас накрыло туманом. Сейчас уже не помню точно, было ли это в тот день, когда хоронили Уильямса, или на следующий. Помню только, когда мы впервые заметили туман, я решил, что это просто легкая дымка, которая порой висит над водой в жаркие дни, ибо солнце в это время стояло довольно высоко.
Ветер улегся, превратившись в легчайший бриз, и нас с Пламмером послали к грот-мачте бензелевать [83]ванты.
— Гляди-ка, как парит! — сказал Пламмер. — Как в самую жару!
— Да, — согласился я и больше не думал о странном явлении.
— Странный какой-то туман, — заметил Пламмер по прошествии некоторого времени, и по его тону я понял, что он удивлен.
Я поднял голову, но сначала не увидел ничего необычного. Только потом понял, что имел в виду Пламмер. Самый воздух словно сгустился, и в нем угадывались некие стеклянистые потоки — так дрожит горячий воздух над паровозной трубой, когда из нее не идет дым.
— Может, это от жары, — предположил я, хотя еще никогда такого не видел.
— Я тоже, — кивнул Пламмер.
Прошло не больше минуты, когда я снова оторвался от работы и с удивлением увидел, что весь корабль, словно стеной, окружен дрожащим, стеклянистым маревом, сквозь которое едва виднелся горизонт.
— Господи Иисусе! — вскричал я. — Вот так странная штука!
— Угу, — согласился Пламмер, оглядываясь. — Никогда такого не видел, во всяком случае на этих широтах.
— Похоже, это не от жары.
— Да уж… — с сомнением пробормотал Пламмер.
И мы снова вернулись к работе, лишь изредка перекидываясь парой слов. Когда я попросил Пламмера подать мне такелажную свайку, он наклонился, чтобы поднять ее с палубы, куда я ее уронил, и вдруг ахнул — при этом сосредоточенное выражение на его лице сменилось гримасой крайнего изумления. Пламмер даже рот открыл, что было на него не похоже.
— Боже мой! Оно пропало!
Я быстро обернулся. В самом деле, странное марево исчезло, будто его и не было, и только поверхность моря блестела и переливалась на солнце.
Я уставился на Пламмера, а он — на меня.
— Разрази меня гром! — вырвалось у него.
Не думаю, чтобы я ему что-то ответил, поскольку меня внезапно охватило отчетливое ощущение нереальности происходящего. Правда, уже через минуту я обозвал себя трусливым ослом, но странное ощущение не проходило. Чтобы успокоиться, я снова посмотрел в сторону моря, и мне показалось, будто что-то в нем неуловимо изменилось. Поверхность воды сверкала как-то чересчур ярко, да и воздух был необычайно прозрачен; вместе с тем меня не оставляло чувство, будто в открывавшейся картине недостает какой-то небольшой, но существенной детали. Лишь пару дней спустя я сообразил, что с горизонта странным образом исчезло несколько судов, которые я отчетливо видел до того, как над водой поднялся странный туман.
До конца вахты, а фактически на протяжении всего дня, не произошло больше ничего примечательного. И только вечером — во вторую половину «собаки», если точнее, — я снова увидел вдали давешнюю дымку; она стлалась низко над водой, и садившееся за горизонт солнце казалось из-за этого тусклым, ненастоящим.
Тогда я понял, что жара не имеет никакого отношения к появлению странного тумана.
С этого-то все и началось…
На следующий день я нес вахту на верхней палубе, и пока она не закончилась, внимательно наблюдал за погодой, но воздух оставался совершенно прозрачным. Я было начал успокаиваться, но один матрос из вахты старпома случайно обмолвился в кубрике, что, когда он стоял у руля, горизонт ненадолго заволокло легкой дымкой.
«Тонкая такая полоска, появилась и скоро исчезла», — сказал он мне, когда я принялся осторожно его расспрашивать. Матрос считал, что во всем виновата жара. Я почти наверняка знал, что это не так, однако спорить не стал. На тот момент никто — в том числе и Пламмер — не склонен был придавать появлению тумана сколь-нибудь большое значение. Даже Тэмми, когда я спросил, видел ли он странный туман, сказал, что такое часто бывает в слишком жаркую погоду, когда под действием солнечных лучей верхний слой воды начинает испаряться. И я не стал его переубеждать, хотя в глубине души был уверен: дело не только в этом.
Но уже на следующий день случилось нечто такое, что повергло меня в еще более сильное беспокойство, а заодно показало, что я был прав, когда счел туман явлением неестественным. Было же это так:
Пробили пять склянок «детской» (с восьми до полудня) вахты. Я стоял у штурвала. Небо было на редкость ясное — до самого горизонта не было видно ни единого облачка. Ветра тоже почти не было, и от жары меня начало клонить в сон. Второй помощник находился на палубе с остальными матросами, руководя какими-то такелажными работами, я на юте был совершенно один.
Лучи солнца были такими жаркими, что скоро мне захотелось пить. За неимением ничего лучшего, я достал плитку прессованного табака, которая была у меня с собой, и, отломив кусок, принялся жевать, хотя обычно предпочитал трубку. Спустя какое-то время я огляделся по сторонам в поисках плевательницы, но ее не было. Вероятно, когда на юте мыли палубу, ее отнесли на нос, чтобы отдраить как следует. Пользуясь тем, что на юте никого не было, я оставил штурвал и отошел к заднему гакаборту. Именно тогда я и увидел справа на раковине [84]нечто совершенно невероятное — корабль с распущенными парусами, идущий левым галсом в крутой бейдевинд. До него было всего несколько сотен ярдов. Слабый ветер едва надувал паруса неизвестного судна, и они начинали полоскаться всякий раз, когда его корпус приподымался на некрутой волне; по всей видимости, незнакомец делал не больше одного узла. С бизань-гафеля свисал флаглинь с вывешенными на нем разноцветными сигнальными флажками. Судя по всему, судно сигналило именно нам. Все это я охватил взглядом в одно мгновение, но никак не отреагировал, ибо застыл, пораженный. Изумление же мое объяснялось тем, что раньше я этого судна не видел, хотя при таком слабом ветре оно должно было находиться в пределах видимости не менее двух-трех часов, прежде чем догнало нас (что тоже было проблематично). Однако никакого рационального объяснения столь внезапному появлению неизвестного судна я придумать не мог. Единственное, в чем я был уверен, — оно существовало в действительности, а не только в моем воображении. Тогда почему, спросил я себя, никто не заметил его раньше?
Внезапно позади меня раздался громкий скрип. Брошенный мною штурвал поворачивался из стороны в сторону, и я прыгнул к нему и схватился за рукоятки, боясь, как бы не заклинило руль. Выровняв штурвал, я обернулся, чтобы бросить еще один взгляд на чужое судно, и похолодел. Его не было! Ничего, кроме безбрежной морской глади до самого горизонта! Я несколько раз моргнул и откинул волосы со лба, но это ничуть не помогло делу: сколько я ни вглядывался, нигде не было никаких признаков таинственного судна. Не заметил я и ничего необычного, если не считать легкого дрожания нагретого воздуха. Куда бы я ни посмотрел, море оставалось безмятежным и пустым.
83
Бензель — перевязка двух тросов третьим тонким тросом (линем) или соединение двух частей одного троса для образования стропа.