До моего слуха донесся крик - это был голос второго помощника, который находился на мачте вместе с нами:
- Эй, Джессоп, пора! Пошли быстрей! Пошли быстрей!
Я огляделся и увидел, что почти все матросы уже покинули рей.
- Слушаюсь, сэр, - пробормотал я, перебрался по лееру к мачте и спустился на палубу. На меня снова накатил страх.
Чуть позже на юте пробили восемь склянок, и после общей переклички я отправился на корму сменить штурвального. Первое время, пока я стоял за штурвалом, мой мозг, казалось, отключился и был не способен воспринимать окружающее, но вскоре это ощущение прошло, и я обратил внимание на мертвое спокойствие, воцарившееся на море. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, и даже никогда не смолкающий скрип оснастки как будто замирал временами.
Штурвальному при такой погоде делать было абсолютно нечего. Я мог бы запросто сидеть в кубрике и курить свою трубку. Внизу на главной палубе мерцали фонари, подвешенные на перекладины вант на фок- и гротмачтах. Их стекла были затемнены, чтобы не слепить глаза офицеру и вахтенным на юте.
Воцарилась ночь. Было очень темно и тихо, но я едва воспринимал окружающее. Теперь, когда мой мозг снова заработал, он был занят главным образом тем загадочным, огромным миражем, что поднялся на моих глазах из моря.
Я продолжал пристально вглядываться в темноту и с замиранием сердца ждал нового появления загадочного корабля. Меня не покидало острое предчувствие того, что в любую минуту может случиться нечто ужасное.
Однако пробили две склянки, а все оставалось на удивление спокойным, во всяком случае так мне казалось. Должен сказать, что кроме этого загадочного туманного видения мне все время вспоминались те четыре черных призрака, лежащих в глубине моря под нашим левым бортом. Каждый раз, когда я вспоминал о них, я переполнялся благодарностью к тем, кто развесил фонари на главной палубе. Меня удивляло, почему ни одной лампы не было на вантах бизани. Я весьма сожалел, что никто не подумал об этом, и собирался обязательно сказать об этом второму помощнику, как только он снова появится на корме. В тот момент он находился в передней части юта. Он стоял, облокотившись на поручни, и, насколько я мог судить, заметно нервничал. Уже три раза он спускался на главную палубу и прохаживался по ней, заглядывая во все углы. Он точно искал чего-то.
Неожиданно для меня вахтенный на рынде отбил три склянки, и с бака ему ответил носовой колокол. Мне показалось, что удары прозвучали прямо у меня под ухом. В воздухе было что-то необъяснимо странное в ту ночь. Затем, сразу после того как второй помощник откликнулся на крик впередсмотрящего: "Полный порядок на борту!" - с правой стороны грот-мачты донеслось стрекотание блоков и тарахтящий шум разматывающихся снастей. Одновременно раздался пронзительный скрип бейфута наверху мачты, и я понял, что кто-то отсоединил фалы топселя. Послышался звук рвущихся снастей, шипящий свист, а затем последовал удар - это рухнул на палубу рей.
Второй помощник прокричал что-то неразборчивое и бросился к трапу. С главной палубы донесся топот бегущих ног и голоса вахтенных. Потом я услышал голос капитана:
- Принесите еще фонарей! Больше фонарей! - закричал он и громко выругался.
Последовала общая сумятица, продлившаяся с минуту, затем послышалось металлическое щелканье собачки на шестерне, и по этому звуку я понял, что матросы накручивают фалы на кабестан. Отдельные слова долетали до моего слуха. Раздавался голос Старика, он, похоже, спрашивал у кого-то:
- ...а вся эта вода?
- Понятия не имею, - раздался в ответ голос второго помощника.
Какое-то время ночь была наполнена звуком щелкающих собачек на кабестане, скрипящего бейфута и гулкой дрожью канатов. Затем снова раздался голос второго помощника, доложившего:
- Похоже, все в порядке, сэр.
Я не успел расслышать ответ капитана, поскольку в то мгновение мне в спину дохнуло каким-то ледяным дыханием. Я резко повернулся и увидел нечто выглядывающее из-за гакаборта. Свет фонаря, висевшего над компасом, отражался в двух стеклянных глазах, поблескивающих жутким тигриным блеском. Но, кроме глаз, я ничего более рассмотреть не мог. Я оцепенел от ужаса. Глаза горели в нескольких шагах от меня. Собрав остатки мужества, я бросился к компасу, и схватил фонарь, и, мгновенно развернувшись, направил его луч на незваного гостя. Эта тварь - или как ее еще назвать? - почти перелезла через поручни, но теперь, остановленная светом, с какой-то змеиной гибкостью отпрянула назад. Она скользнула обратно за борт, в морс, и исчезла из виду. В моем сознании остались два злобных глаза и влажный блеск некоего бесформенного тела. Еще секунду я стоял, потрясенный увиденным, а затем, сорвавшись с места, понесся что было сил к спуску с юта. Я спрыгнул с трапа, при приземлении потерял равновесие и грохнулся задом о палубу. В левой руке я по-прежнему сжимал фонарь. Мое появление, сопровождаемое диким воплем, который я издал при падении, весьма напугало находящихся рядом с кабестаном матросов, и несколько человек даже обратились в бегство. Потом, конечно, они разобрались, в чем дело.
Откуда-то с носа прибежали капитан и второй помощник.
- Какого черта? - прокричал второй помощник, остановившись передо мной. - Что происходит, почему ты не у штурвала?
Он буквально пожирал меня глазами. Я поднялся и попытался ответить ему, но потрясение мое было слишком велико.