Я замер на месте — одна нога на планшире, колено другой — на ворсте. Мой фонарь едва цедил тусклый желтый свет, который точно в стену упирался в чернильную мглу, казавшуюся почти осязаемой. Я не мог разобрать ничего, если не считать второго фонаря, жалким желтым пятнышком раскачивавшегося на вантах правого борта футах в сорока-пятидесяти надо мной и на несколько вымбовок ниже путенс-вантов марсовой площадки. Все остальное тонуло в непроглядной тьме. В этой-то темноте и раздался вдруг жуткий, прерывистый вой, напомнивший мне надгробное рыдание. Что это было, я не знаю, но — можете мне поверить — звучало это по-настоящему ужасно.
— Свет! Давай скорее свет, парень! — донесся с вант запыхавшийся голос капитана. Казалось, он не успел еще договорить, а на баковой надстройке уже вспыхнул ослепительно-голубым светом новый фальшфейер.
Я бросил взгляд наверх. Капитан находился на том же самом месте, где я видел его, перед тем как погас свет. Куойн и второй матрос тоже никуда не исчезли, и едва Тэмми зажег второй фальшфейер, все трое снова начали карабкаться вверх. Посмотрев на ванты правого борта, я увидел Джаскетта и матроса из старпомовой вахты, которые находились уже на полпути к марсу. В трепещущем голубовато-белом свете их лица казались сверхъестественно бледными. Еще выше, у самых путенс-вант, я разглядел и второго помощника. Подняв фонарь над головой, он вскарабкался на марс и сразу исчез из вида. За ним поднялся на марсовую площадку матрос с фальшфейерами. Капитан, карабкавшийся по вантам левого борта и находившийся непосредственно надо мной, уже перелезал через путенсы, и я понял, что должен спешить, если не хочу получить нагоняй.
Когда я был недалеко от марсовой площадки, над моей головой вспыхнул яркий голубой свет. Почти одновременно с этим фальшфейер в руках Тэмми погас.
Остановившись, чтобы немного перевести дух, я поглядел вниз. По палубе метались пятна света и причудливые тени, отбрасываемые качавшимся на ветру такелажем. Все же я рассмотрел нескольких матросов, стоявших у левой двери камбуза; все они смотрели на нас, но их запрокинутые лица казались мне просто расплывчатыми, бледными пятнами, едва различимыми в темноте.
Потом я полез дальше и, миновав путенс-ванты, встал на марсе рядом с капитаном. Он что-то кричал матросу, который должен был занять место на оттяжке гика-топенанта. Как я понял, парень, поднимавшийся с левого борта, что-то не понял или перепутал, однако в конце концов — почти минуту спустя после того, как его напарник оказался на месте, — все же зажег свой осветительный патрон. Пока он возился, матрос на марсе поджег второй фальшфейер, осветив такелаж выше марсовой площадки. Света было достаточно, и мы приготовились лезть на стень-ванты, однако прежде капитан перегнулся через ограждение марса и крикнул старпому, чтобы тот послал на баковую надстройку человека с сигнальным патроном. Лишь после того как старпом отозвался, капитан полез дальше, а мы последовали за ним.
К счастью, к этому времени дождь почти прекратился, а ветер не только не усилился, но даже, кажется, несколько ослабел. Несмотря на это, он продолжал раздувать пламя осветительных патронов, так что за каждым из них тянулся хвост огня длиной примерно в фут.
Когда мы поднялись примерно до половины стень-вант, второй помощник спросил у капитана, не пора ли Пламмеру зажигать свой патрон, но Старик ответил, что это лучше сделать, когда мы доберемся до салинга, поскольку там опасность поджечь что-либо будет не так велика.
Неподалеку от салинга капитан приказал мне передать ему через Куойна фонарь. Когда мы поднялись еще на несколько выбленок, Старик и второй помощник вдруг остановились и, подняв фонари как можно выше, стали вглядываться в темноту между снастями.
— Где же этот Стаббинс? — пробормотал капитан. — Вы ничего не видите, мистер Тьюлипсон?
— Абсолютно ничего, — ответил второй помощник и, возвысив голос, громко позвал: — Стаббинс, ты здесь?! Эй! Отзовись!
Но, как мы ни прислушивались, до нас не доносилось ничего, кроме стенаний ветра и резких хлопков незакрепленного брамселя.
Потом второй помощник перебрался через салинг и сделал знак Пламмеру следовать за собой. Там, отойдя от мачты почти к фор-брам-стень-штагу, матрос поджег фальшфейер, освещая пространство вокруг. В его ярком свете мы увидели, что Стаббинса нигде нет.
— Пусть парни с осветительными патронами разойдутся к нокам рея! — распорядился капитан. — Поживее! Да смотрите не подожгите паруса!
Куойн и Джаскетт разошлись по пертам один на левый, а другой — на правый нок. В свете пламмеровского фальшфейера я хорошо различал обоих; и Куойн, и Джаскетт двигались осторожно, почти боязливо, что, учитывая обстоятельства, было ничуть не удивительно. Когда они добрались до ноков, я почти потерял их из вида, так как они находились теперь на самой границе освещенной области. Через несколько секунд ярко вспыхнул сигнальный патрон Куойна; ветер тотчас принялся раздувать пламя, и матрос принял патрон на вытянутую руку, чтобы не поджечь снасти. Мы ждали, но патрон Джаскетта все не загорался. Прошла почти минута, потом из полутьмы на правом ноке донеслось громкое проклятье, и почти сразу же раздался странный, вибрирующий звук.
— В чем дело, Джаскетт? — крикнул второй помощник. — Что там у тебя?!
— П-перт, сэ-э-эр!.. — Последнее слово прозвучало приглушенно, словно Джаскетт вдруг задохнулся.
Второй помощник быстро наклонился, одновременно поднимая фонарь выше, а я выглянул из-за мачты.
— Что там, мистер Тьюлипсон? — услышал я голос капитана.
Второй помощник не успел ответить. Джаскетт на конце рея принялся звать на помощь, и я увидел, что перт под правым плечом марса-рея дрожит и трясется — яростно трясется, если можно так выразиться. В тот же момент второй помощник переложил фонарь в левую руку и, сунув правую в карман, рывком выхватил револьвер и прицелился во что-то находившееся, как мне показалось, чуть ниже рея. Короткая желтая вспышка на мгновение разогнала пляшущие тени, а от выстрела зазвенело в ушах, но я успел заметить, что перт перестал трястись и подпрыгивать.
— Патрон, Джаскетт! Зажигай осветительный патрон! — крикнул второй помощник. — Быстрее!
На ноке рея вспыхнул крошечный огонек спички, и тут же из патрона вырвался длинный язык пламени.
— Так-то лучше, Джаскетт. Теперь опасности нет! — добавил второй.
— Что это было, мистер Тьюлипсон? — услышал я голос капитана.
Подняв голову, я увидел, что Старик успел перебраться туда, где стоял помощник. Тот что-то объяснял капитану, но говорил так тихо, что я ничего не слышал. Потом я посмотрел на Джаскетта. Когда вспыхнул осветительный патрон, я поразился тому, сколь неудобна и неестественна была его поза. Согнутое правое колено Джаскетта было перекинуто через рей, левая нога свесилась вниз и нелепо болталась рядом с пертом, локтями же он уперся в рей, чтобы можно было зажечь патрон. Вскоре, впрочем, он поставил на перт обе ноги, а на рей навалился животом. Осветительный патрон Джаскетт держал чуть ниже верхней кромки паруса, поэтому я сразу заметил под пертом небольшое отверстие, из которого бил луч света. Несомненно, эту дыру в парусине оставила
пуля, которую выпустил из своего револьвера второй помощник.
— Эй, поосторожней с огнем! — крикнул Джаскетту капитан. — Ты сожжешь парус и нас вместе с ним!
Оглянувшись, я увидел, что Старик снова вернулся на левые ванты. Пламмер по-прежнему находился по правую руку от меня, но его патрон начинал понемногу гаснуть. Дым попадал прямо ему в лицо, но он не обращал на это никакого внимания, напряженно глядя куда-то вверх.
— Добавь скорей парафина, Пламмер! — крикнул я ему. — Иначе огонь сейчас погаснет!
Мельком взглянув на патрон, Пламмер добавил в него парафина из жестянки и, подняв над собой на вытянутой руке, снова стал смотреть в темноту.
— Ты что-нибудь видел? — спросил капитан, заметив его напряженную позу.