– Вы кто?
– Шхуна «Дракон», сэр, – ответил ему с мостика Баттерфилд.
– Из Англии?
– Да.
Почти мальчишеский голос лейтенанта не разносился слишком далеко, и команда поспешила поближе, чтобы услышать нового человека, увидеть незнакомое лицо после долгой изоляции. Один только Горн не проявил интереса к шлюпке. Он торчал наверху, на марсе, ковыряясь с уже убранным парусом.
Лейтенант подвел шлюпку поближе к капитану Баттерфилду:
– Вы о «Рассудительном» что-нибудь знаете?
– Я и не слышал о таком, – ответил Баттерфилд.
– Черная шхуна, очень похожа на вашу, но с двенадцатью пушками. – Парень говорил с шотландским акцентом. – Мы сначала вас за нее приняли, пока не разглядели этого зверя на носу. – Он махнул рукой в сторону драконьей головы.
Баттерфилд пробормотал что-то под нос, потом крикнул лейтенанту:
– Что с ней случилось?
– Не прибыла в порт назначения, в Англию. – И он, и гребцы смотрели вверх, на
Баттерфилда, как будто надеясь услышать от него что-то обнадеживающее.- Пропала без вести,
– Сожалею, но ничем не могу помочь. Ничего о ней не знаю.
Лейтенант прикоснулся к шляпе и отдал гребцам приказ возвращаться. Лодка уже начала обратный путь, когда он напоследок крикнул:
– Ее капитан – Бартоломью Грейс. Если что-нибудь узнаете, прошу оповестить флот!
– Обязательно, сэр! – пообещал Баттерфилд.
Шлюпка направилась обратно, шесть ее весел работали слаженно, как одна пара. Мы вернулись к работе, и скоро я уже с тоскою наблюдал, как наш баркас отваливает от борта, унося всех, кроме меня, Эбби и Горна. Бронзовый от загара гигант не обнаружил ни малейшего желания сойти на берег и скрылся в прохладном полумраке кубрика. Эбби сослался на то, что он слишком стар для развлечений Кингстона, и предпочел им свои пушки. Я начал подумывать, что он всерьез верит в грядущие сражения с пиратами. Мне выпала сомнительная честь остаться за старшего.
Тюки из трюмов «Дракона» грузили в- шаланды с чернокожими гребцами, которые возили на берег шерсть, а с берега – воду и продовольствие. Вечерний ветер принес иллюзию прохлады, поначалу меня освежившей, – пока не понесло вонищей со стоявшего на якоре неподалеку старого, запущенного парусника.
Я помогал Эбби чистить пушки, но больше времени потратил, глазея на берег и на стройные ряды кораблей королевского флота. За ними расплывались в волнах раскаленного воздуха развалины пиратского порта.
– Если привидения существуют, то здесь для них самое место, – сказал Эбби. – Старые пираты гуляют по дну среди рыб и раковин, а когда стемнеет, выходят на берег, закутанные в водоросли вместо плащей.
Он вздрогнул:
– Скоро уж мне туда, вниз, к Дэви Джонсу, или вверх, на Зеленые Лужки, – На мгновение он снял руку с пушки. – А есть ли такое местечко?
– Не надо так говорить, – проникновенно попросил я его.
– Почему? Дни мои сочтены, а ведь интересно, что будет потом, когда тебя уж нет. Если увидишь гроб в волнах, начинаешь задумываться.
– Это был обман зрения. Иллюзия. Игра света и тени.
Эбби покачал головой. Он снова начал тереть пушку, там, где только что тер.
– У Дэви Джонса должно быть темно и холодно, а на Зеленых Лужках, говорят, тепло и сухо, никогда не бывает дождя.
Я увидел, что по, щеке его сползла и упала на пушку слеза. Он тут же снова протер это место.
– А вдруг можно выбирать? Если любишь море, идешь вниз, к Дэви Джонсу, а если вроде меня, то попадаешь вверх, на Лужки, с тавернами, танцами и тенистыми деревьями, так?
– Не имею представления, – покачал я головой.
– Скоро узнаем. – Он вздохнул и нежно похлопал пушку. – Не долго ждать осталось.
– А точнее?
– Не знаю. Но этой ночью мне снились железный дождь, потоп, чума и пожар.
Чаша моего терпения переполнилась. Больше я его слушать не желал и удрал от него к лодчонке, которая меня так испугала, и которую мы выудили из моря. Покрывавшие ее водоросли засохли и затвердели. Она испускала сильный характерный запах, который заставляет сухопутного человека думать о море, а моряку напоминает землю. Я рассеянно ковырялся в засохших губках и водорослях. Из-под них виднелся слой белой краски с красной полосой по борту. Щегольская была когда-то лодочка, и я надеялся снова сделать ее нарядной. Я отковырял изрядное количество серо-зеленых ошметков, когда к борту снова приблизились шаланды, чтобы забрать очередную партию шерсти. Ветер усилился, и вонь от гниющего судна стала почти невыносимой. Мне захотелось поскорее снова выйти в море. Но мы разгрузили лишь половину шерсти.
Утром прибыл еще один парусник, такой же вонючий и ободранный, как и предыдущий, но он прошел сразу к пристани и стал под разгрузку. С него доносились ужасные стоны и вопли.
Снова меня оставили с Эбби и Горном, и опять шаланды сновали между «Драконом» и берегом. Разгрузившись, судно всплыло, и я, стоя на корме, смотрел на густо обросшую обшивку бортов, напоминавшую мужскую бороду. Коров можно было бы пасти на этих бортах. Я как раз подумал, что надо бы шхуну накренить и очистить перед погрузкой, когда ко мне подошел Горн.
– Готово,- сказал он.
– Что?
Он продемонстрировал бутылку, и у меня чуть не подкосились колени. Маленькая шхуна, изящно накренившись под свежим попутным ветром, неслась по изумрудным волнам. Черный корпус, белые паруса – «Дракон» попал в бутылку Горна.
7. Работорговец
Бутылка блестела на солнце. Горн протягивал ее мне, но я отдернул руки. Страх проклятия, постигшего все его предшествующие прибежища, внезапно сдавил мне сердце. Но я не мог оторвать глаз от роковой бутылки. И чем дольше я смотрел, тем яснее понимал, что это не «Дракон». Слишком велик марсель, палуба без надстроек до самой кормы с маленьким мостиком. Гафели выше, чем у нашей шхуны.
– Здесь кое-что неверно.
– Здесь все верно.
– «Дракон» выглядит иначе.
– Ну, значит, это не «Дракон».
Казалось, он рассердился – или расстроился. Я жё почувствовал облегчение. Взяв бутылку, я сказал:
– Здорово сделано.
– Мой последний,- пояснил Горн.-Точно таким он был, когда я его покинул.
– «Меридиан»?
– Нет, – спокойно возразил он. – «Меридиан» ведь пакетбот.
– Ну да. Пакетботы не в счет.
– Не в счет. – Он протянул руку за бутылкой, но я не отдавал ее.
– Как он называется?
– Вы все равно не знаете.
– А может быть, знаю.
– Не знаете. – Он молниеносно выхватил у меня бутылку. – Не надо было мне ее вам показывать.
– Я ведь и не заставлял.
– Я думал, мы товарищи по плаванию.
– А кто же?
– Оставьте меня в покое,- сказал Горн. Его руки дрожали, бутылку он сжал в кулаке.- Товарищи не донимают друг друга.
Я не вполне понимал резкую смену настроения Горна:
– Я всего лишь спросил, как называется судно.
– Всего хорошего, мистер Спенсер, – буркнул он, отвернулся и зашагал прочь.
– Стойте! – Но он не остановился.
Некоторое время я раздумывал над возможной причиной такой внезапной перемены. Продолжая размышлять, я вернулся к плоскодонке с погибшего судна и продолжил ее очистку. Насколько я знаю Горна? Что я знаю о нем? Крайне мало. Только то, что он однажды спасся с пакетбота «Меридиан». И что он служил на шхуне, очень похожей на «Дракона». Сразу же вспомнился молодой лейтенант, справлявшийся о злополучном «Рассудительном». Он сказал, что «Дракон» на него очень похож. «Мы сначала вас за нее приняли, пока не разглядели этого зверя на носу».
Я кивал, соглашаясь сам с собой. «Рассудительный» – военный корабль, Горн вполне мог быть военным моряком. За последние девять месяцев, с тех пор как Англия и Франция подписали мир в Амьене, тысячи военных моряков вернулись на берег. Горн мог оказаться среди них, хотя с таким же успехом мог продолжить службу в королевском флоте. Ведь никто не ожидал, что мир этот окажется прочным и продолжительным. Толки о следующей войне ходили задолго до того, как «Дракон» покинул холодную зимнюю Англию и направился в Вест-Индию.