Фабиан молча вцепился в румпель. Лицо его сделалось серым, зубы стучали как в лихорадке.
Георг лег ничком на нижней палубе, повернул штурвал ногой к подветренной стороне и, напрягая силы, подтянул большой шкот обеими руками. Ему удалось, наконец, развернуться по ветру на расстоянии десяти корпусов судна, то, что сделать в бурную погоду нелегко.
Георг знал, что островок с рощей имел форму лунного серпа и мог дать им более или менее верное укрытие. Через несколько нелегких часов ему наконец удалось ввести туда залитую водой яхту.
Здесь они откачали воду, взяли двойной риф[50] и поплыли дальше. Георг знал, что ветер, налетающий внезапно, часто меняет направление, и если он подует к ним в бухту, яхта окажется в опасности. Теперь, не перегруженная парусами, «Роза ветров» птицей летела по волнам и стоять на руле было одно удовольствие.
Георг уже совсем забыл, как он злился на Фабиана. Счастливыми глазами смотрел он на туго надутый трепещущий парус и наслаждался, заставляя судно хитро лавировать на волнах под ветром. Он ласково гладил румпель[51] — ведь на хорошо дифферентованном[52] судне это стрелка, по движению которой в руке можно прочитать самые заманчивые тайны стихии. ♦
Простодушному Георгу и в голову не приходило, что Фабиан затаил на него обиду. Ничего не подозревая, он без умолку нахваливал свое судно, как старый морской волк:
— Фабиан, глянь-ка, здорово идет! Правда, ведь я здорово повернул? У этой «Розы ветров» свои капризы, но стоит к ней приноровиться, как она идет красиво. На развороте руль не надо поворачивать слишком круто, тогда она только теряет скорость, а не разворачивается. И потом нужно подтянуть грот до отказа, ясно тебе? Отличное судно, ничего не скажешь. Протяни мне, пожалуйста, карту.
Фабиан сидел с подветренной стороны на самом удобном месте.
Он плюнул на шкоты, заскрипел зубами, словно сухой блок, и толкнул Эрика, чтобы тот принес карту. Доверчивый Георг опять ничего не заметил.
Небо начало понемногу проясняться. Большое багряное вечернее солнце показалось и село за густым лесом вдали на северо-востоке. Теперь они шли с подветренной стороны длинного острова, на котором шумел лес.
Фабиан стал двигаться ближе к рулю.
— Послушай-ка, сейчас бы неплохо подзакусить, — буркнул Фабиан, с трудом подавляя злобу.
— Конечно, — согласился Георг и снова взглянул на карту.
— Может, ты спустишься вниз и сваришь что-нибудь?
— Давай лучше ты, — ответил Георг. — Сегодня вечером мне надо привести судно в гавань, погода ненадежная.
Фабиан подкрался к Георгу и уже положил руку на руль. Но тут словно большое черное пламя метнулось по воде — из подветренной стороны острова они снова вышли на морской простор, а ветер на закате солнца посвежел.
Фабиан спрятался в укрытие, а когда ветер поутих, снова прошел с кормы к Георгу.
— Ты что, не слыхал? Я проголодался! — закричал он, наступая на Георга.
Георг стиснул зубы и еще крепче вцепился в руль. Почувствовав недоброе, Эрик подобрался к Георгу с подветренной стороны и готов был по первому зову ринуться на помощь брату. Его лицо налилось краской, он нахохлился словно воробей и грозил Фабиану маленькими кулачками.
— Потише ты, ты… хулиган! — топал он ногами. — Хорошо тебе было, когда ректор тебе дал взбучку?
С минуту Фабиан молчал, взвешивая шансы. Потом ущипнул Эрика и отправился на свое место.
Георг не отрывал взгляда от берега. Он знал, что если сейчас посадит судно на мель, они пропали.
Но все произошло как нельзя лучше. «Роза ветров» легко, словно лебедь, проскользнула между мелями и вошла в круглую, гладкую как зеркало бухту с мягкой каймой тростника у поросших ельником берегов. Здесь они и бросили якорь.
Ночевать на борту было нельзя — здесь все пропиталось водой. Они погрузили в лодку все необходимое для того, чтобы устроиться на ночлег, развести костер под елями и высушить одежду. Георг уже сидел на веслах, готовый перевести первую партию вещей, когда Фабиан вдруг преградил путь Эрику, спустился сам в шлюпку и оттолкнул ее от борта «Розы ветров».
Георг медленно погреб к берегу. Сердце его забилось отчаянно громко — вот-вот разорвется. Сейчас начнется, сейчас что-то случится. Он не отрываясь смотрел на лицо Фабиана, на темные, высокие дуги бровей, красивый и злой девичий рот. Это лицо снилось ему иногда по ночам. Он не питал к нему ненависти. Оно манило его, словно загадка, и одновременно пугало. В глубине души он смутно подозревал, что эту загадку никому не разгадать… никому. Фабиану нельзя помочь делать добро. Можно лишь защищаться, заставить силой, принудить…