Первый же шурф дал содержания на один золотник и пять долей больше, чем определили Овручев с Василием раньше, а из шурфа в средней части россыпи, против ранее установленного (2 золотника 87 долей) больше в пересчёте на сто пудов песков. Россыпь оказалась даже богаче, чем предполагалась по прежним расчётам. Егорыч забрался на склон долины и вместе с Акимом принёс оттуда из небольшой ямы, выкопанной в средней его части, мешок с глинистой щебёнкой. Промывка этой породы показала наличие крупного золота.
— Здесь ещё одна россыпь, только не речная, как в днище долины, а склоновая — делювиальная. Но ещё требуется разведать, — заключил Борис Егорович.
Тут же на месте наметили, с чего начать работы по добыче. Решено было построить домики и начать убирать с россыпи верхние пустые породы. Одновременно построить золотомоечную машину.
Егорыч официально сообщил Василию о том, что берётся за добычу металла, но сначала всё обустроит. Ударили по рукам. Борис Егорович Воскресный загорелся созданием здесь прииска на много лет работы. Это была та россыпь, о которой он уже давно мечтал. По его мнению россыпь содержала более четырёхсот пудов золота, а склоновая могла дать, по его прикидке, ещё не менее ста пудов.
Василия мучила мысль — хватит ли его денег на обустройство прииска и первый сезон промывки золота. До получения золота и его реализации идут только затраты. Однако с Егорычем этим своим сомнением он делиться не стал. К чему приведёт, в конечном итоге, эта его забота, станет понятным через пару лет, а пока дело пошло своим чередом.
Набег хунхузов на прииск
Один раз, приехав на «Валунистый», Василий с удовольствием отметил, что его добыча золота лучшая из всех, виденных где-либо. Больше сюда он не приезжал. Всем заправлял Егорыч с двумя помощниками, которые появились после отъезда хозяина и никогда его не видели.
Каждый промывочный сезон стабильно извлекался металл с небольшим, около пуда, приростом, а Егорыч, докладывая об увеличении золотодобычи, и себя не обижал. Василий знал это, но считал, что человек при таком хозяйстве должен быть заинтересован. К чести Егорыча, он не брал себе слишком много, фунтов пять с добытого пуда золота.
При докладе хозяину начальствующий на прииске делал раскладку трат с особыми бумагами, где были реестр взяток, подарков и откупаемых от и для многочисленных инспекторов и ревизоров Горного округа. Отдельную бумагу Егорыч составлял по поднятым старателями самородкам. За самородки, в зависимости от их веса, плата выдавалась на месте. Она составляла около трети их реальной стоимости. Помощники Егорыча командовали один на промывке, другой на обогащении шлихов и извлечении золота в заключительную стадию процесса.
Тех работяг, которые пытались утаить поднятие самородка, карали нещадно. Пороли при всех и выгоняли с прииска в тайгу. Никто из них до жилых мест не добирался. На другие прииски их не брали. Все начальствующие на приисках в той округе (во все стороны вёрст двести) знали друг друга и о подобных случаях сообщали всем «соседям».
Помощники через своих людишек среди рабочих знали всё, что происходило в их среде. Иначе и нельзя было. Места-то были лихие, как, между прочим, и люди.
С развитием добычи золота в Дальней тайге обычно к осени, после того, как о работе прииска становилось известно, вокруг начиналась тихая, очень скрытая от всех, тёмная деятельность. Чёрные скупщики ворованного на приисках золота появились в тайге и искали контактов с работавшими там людьми. Это была, да и сейчас есть, такая категория людей, рискующих жизнью, которым, казалось бы, всё нипочём. Крепкие, ловкие, знавшие все тропы и потаённые места, имеющие крепкие связи с бедолагами или даже видными людьми из местных, среди охотников, рыбаков, часто государевых чиновников — они существенно уменьшали статистику добываемого в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке золота. По оценке историка частного золотого промысла России — Л. В. Сапоговской — от 20 до 33 процентов добываемого в дореволюционной России золота не учтено. Заметим, что это скромная оценка. В неучтённом металле, помимо прочего, доля чёрной скупки была весьма высока.
Часто среди работавших на прииске рабочих, а иногда и технического персонала, серьёзные скупщики имели сообщников.
Скупщики не могли появляться на приисках, а их сообщники просто так пойти погулять в тайгу по понятным причинам также не могли. Все люди на прииске жили вместе и трудились сообща, на глазах друг друга. Охрана также не дремала, доносительство на ближнего было системой и поощрялось начальством.