О содеянном Михей не думал, он проигрывал варианты пути к хозяину и перебирал в памяти детали Фролова рассказа, а также соображал, что бы такое рассказать, дабы утопить Фрола поглубже и на его фоне выглядеть спасителем всего дела. Общее положение на прииске и тамошние порядки он знал не хуже Фрола, вот только до золота его не допускали. Теперь он знал почти всё и думал о том, как способней, несмотря на первую неудачу, взять добытое прииском золото. Вариант нападения на золотой караван, который будет вывозить металл из таёжных дебрей, появился в его голове после воспоминаний о приказах управляющего перед налётом.
За какие-то часы прииск стал почти крепостью, и результаты ночного боя подтвердили это. Брать золото следовало на пути его перевозки в Бодайбо или Иркутск. «Успеть добраться до главаря и вернуться с людьми, способными отнять золото», — целиком занимало его мысли.
Беглец знал, что его дни на прииске сочтены и уходить всё равно придётся. Поэтому он подготовился к переходу. Всё, что нужно одинокому путнику в тайге, у него было. Уже дважды он исполнял роль ока главного хунхуза, и оба раза всё оканчивалось добре и с прибылью лично для него, а главарь уже называл его братом.
Радуясь своей ловкости, Михей, с одним привалом, поспав 3–4 часа, наматывал вёрсты, двигаясь к реке Витим. Туда же двигались и казаки, вёзшие доклад Егорыча к Василию. Их пути вроде бы не могли пересечься, но пошедший дождь подправил направления пути верховых казаков и пешего Михея. Быстро вздулись ручьи в соседних долинах, по которым почти параллельно двигались люди, а единственная тропа неторёная вдоль рек, шла по хребту между долинами. Это был водораздел высотой почти сто саженей над долинами речек, заросший тайгой и заваленный курумами[22].
Поверхность хребта была плоской и только в местах его пересечения верховьями ручьёв и речек сужалась до 10–15 саженей и понижалась саженей на 30.
Казаки задержались после ночёвки, так как разыскивали ушедших за ночь коней, которых они отпускали пастись на ночь. Коней нашли у реки, и пришлось их вести в поводу до верху хребта.
На это ушло почти всё утро. Решили сначала приготовить обед, попить чаю, а уж потом двигаться дальше. Пока готовился обед, один из казаков отошёл поохотиться. Пройдя назад с полверсты, тот вдруг увидел дымок чуть в стороне от тропы и чуть ниже её, подымавшийся почти незаметной тонкой струйкой из распадка. Вояка насторожился. Тайга есть тайга. Если здесь ещё кто-то есть, то это неспроста. Места глухие. Однако надо глянуть, кто да что там. Предыдущие события на прииске заставили подумать о том, что вдруг это хунхузы. Дослав патрон в ствол карабина, казачок стал подкрадываться к старому листвяку с обломанной обгорелой верхушкой, возле которого курился дымок.
Михей сушил сапоги и одежду, прихлёбывая из кружки чаёк. Подкравшийся без звука к бивуаку казачок с удивлением узрел знакомую физиономию, но вид одежды, развешанной вокруг почти не дымившего костерка, несколько его озадачил. Эта одежда была не похожа на ту — рабочую, в которой ходили приисковые. Такую, как он разглядел, носили охотники-промысловики. Облик тихого Михея, который сложился на прииске, никак не вязался с этим «королём тайги», возле которого стояло ружьё, а за ремнём он углядел пистолет. У костерка на двух наклонных к очагу палочках пеклась рыбка. «Ишь ты, расположился. А зачем? Куда идёт? Почему вооружён? Может, вдогонку за нами послали?» — соображал казак.
Тут его посетила светлая мысль, что если бы послали догонять их, то послали бы казака, а не старателя-работягу. Казачок тихо ретировался и побежал к своим.
— Надо его перехватить, — озабоченно теребя бороду, проговорил старшой.
Коней отвели в тайгу, привязали, надели на морды торбы с овсом, а сами затаились в узкости между пнями и каменными глыбами. Договорились брать бродягу, когда он окажется между спрятавшимися спереди и сзади казаками.
Двое залегли по ходу тропы, а один в десяти саженях сзади.
Михей быстро шёл по тропе, и надо было случиться так, что невдалеке заржала лошадь. Путник остановился, прислушиваясь. Лошадь заржала опять. Михей снял карабин и стал отходить назад, оглядываясь, куда бы спрятаться. От затаившегося казака он был в тридцати шагах, не дойдя до ловушки. И, как говорил один из его подельников, неожиданные события происходят именно там, где их и без того хватает. Лошади ржали неспроста. На тропу вышел огромный бурый медведь и, увидев человека, поднялся на задние лапы. Засадные, оторопев, замерли. Медведь вышел на кусок тропы между ними и видел человека перед собой, хотя особый запах, свойственный людям, был кругом. Косолапый вертел башкой, но его взгляд останавливался на том, что стоял на тропе. Михей был готов увидеть человека, а перед ним стоял зверь. Встреча с медведем у него была не первой.