Михей спешил к Витиму, радуясь, что вывернулся из переделки с медведем и казаками. Ещё большее удовольствие ему доставляли думы о том, как он распорядится золотом и кристалликами алмазов из жестяной коробки, доставшейся ему в этом приключении. Эта коробочка уютно угнездилась в его котомке рядом с двумя мешочками с золотым песком. Это была плата Фрола, его заначка на «чёрный день», которую он оставил в тайничке на прииске перед побегом.
Фрол молил Михея Христом Богом о том, чтобы тот просил Джао найти китайских лекарей, способных его вылечить. О том, что останется живым, сам Фрол нисколько не сомневался.
В разговоре с Егорычем, который произошёл перед приходом в казарму Михея, он утвердился в мысли, что его не убьют, а переправят в богадельню Иркутска. Работу по передаче Михеем просьбы изуродованного (всё тем же золотом) Фрол оплатил своей заначкой в виде двух мешочков с драгоценным металлом. Эти мешочки были припрятаны в фундаменте одного из домиков на краю приискового посёлка. Среди кладки из серых камней в основании домика один был коричневатый. Он легко вынимался и открывал тайник. Когда Михей согласился передать просьбу Фрола главарю, тот рассказал ему, где этот тайник. В двух мешочках было почти пять фунтов[26] золотого песка. У Михея были иные планы. Он прокрался к Фролу как соглядатай и убийца, чётко помня приказ Джао Косого — «концы в воду».
Михея радовала добыча в виде золотых прозрачных камешков, однако он и не подозревал о том, что могла рассказать тетрадка, найденная в пещере.
По делу эта тетрадь была полевым дневником геолога и содержала сведения о том, где по реке Витиму и её притокам собирались пробы на золото. Здесь же записывались мысли о перспективах этого края не только на жёлтый металл. Якуты продали геологу два блестящих прозрачных, чуть голубоватых остроугольных камешка.
Инженер сразу признал в них алмазы и расспросил простодушных туземцев о том, где они их нашли. После того, как в ход пошла белая хлебная, по-нашему водка, те поведали ему о косе Соколиной. Там из копыта захромавшего оленя они извлекли один из этих камешков. Другой прилип к миске, которую вместе с посудой после обеда олениной мыли женщины стойбища здесь же на косе этой сибирской реки.
Эта коса длиной около 350 саженей[27] и в наиболее широкой части почти 100 саженей, сложенная галькой, гравием и песком, нанесённым течением Вилюя недалеко от якутского посёлка Крестях, была одной из многих речных в обширной долине реки.
На других косах этой реки в пробах было золото. Семь из двадцати проб показали промышленное его содержание. Зная о чрезвычайной редкости алмаза, геолог почти две недели с помощью двух сит отмывал мелкий гравий и сушил его на оленьих шкурах. Этих шкур с гравием, рассыпанным в один слой на поверхности, было 12.
Он просматривал гравий в большую, размером с блюдце, четырёхкратную лупу, стоя над этими шкурами на коленях. Уже с третьей шкуры он снял кристаллик алмаза. К концу просмотра у него уже была горсть алмазов. Тщательно описав в тетради косу и способ получения кристаллов, в примечании отметил, что все кристаллы без следов износа. Это для специалистов значило, что место, откуда они попали в реку, находится в этом же районе.
Именно эти кристаллики и были в жестяной коробке, найденной Михеем в пещере на притоке Вилюя, которая до того стала могилой погибшего горного инженера-геогноза.
Как он попал в пещеру, теперь никто и никогда не узнает.
Пройдёт ещё более ста лет, когда российские геологи из ВИМСа вместе с коллегами из Иркутска снова обнаружат здесь алмазы. Пока же удачливый авантюрист и душегуб одновременно, выходил из Дальней тайги в жилуху[28], двигаясь к своей цели.
Как знать, не погибни тогда в пещере поисковик золота и алмазов, может быть открытие Якутской алмазоносной провинции произошло бы на 100 лет раньше и пути истории страны стали бы иными.
Джао Косой и Василий
(Со слов старца Василия)
По тем временам граница России и Маньчжурии была достаточно прозрачной. Горы, покрытые тайгой, или сухие степи к юго-востоку от Иркутска охранялись слабо, и много китайцев ходили на российскую сторону с торговлишкой для заработка, иные устраивались в глухомани с семьями, разводили огороды и даже роднились с редкими ещё по тем временам русскими, обжившими тайгу и пограничье.
Знавшие толк в промывке золотца, китайцы в одиночку или малыми ватагами лазали по тайге от юга Приморья до Приамурья и Забайкалья. В Приморье и по Амуру до 70-х годов XX века на географических картах были китайские и корейские названия рек, гор, а на побережье Японского моря — и бухт.