— Нет, несколько раз нажал, потом, поворачивался к инструктору и снова нажимал, чтобы он проверил.
— А, я понял.
Вопрос Мгалу остался незамеченным. Нас никто не слушал, вокруг царил птичий гвалт и грохот канонады. По команде ещё три новобранца рванули к импровизированной мишени, оставшиеся с азартом ждали своей очереди, громко обсуждая происходящее.
Следующим на «снаряде» оказался Мгалу. Получив автомат и расстреляв мишень, тот решил воспользоваться моим советом и, внезапно повернувшись всем корпусом к инструктору, нажал на спусковой крючок. Короткая неровная очередь прошлась по сержанту и, получив пару пуль, тот упал. Поднялся переполох и суматоха. Началась неконтролируемая стрельба. Кажется, ещё кого-то подстрелили, разумеется, совершенно случайно.
Майор-кубинец вынул «Стечкина» и короткой очередью пристрелил Мгалу. Когда более-менее всё успокоились, а раненого инструктора унесли в медицинскую палатку, нас всех собрали возле тела Мгалу. Труп лежал на том месте, где его и застрелили, немым укором всем, повинным в его смерти. Кровь уже успела впитаться в сухую африканскую землю, и он, казалось, просто нечаянно упал, но бурые разводы на майке ещё блестели влагой.
Я равнодушно посмотрел на него. Что ж, одной проблемой меньше. Нам толкнули речь, отобрали оружие и стали бить. Хорошо так били, не жалея, чтобы видимо в следующий раз мы так не делали.
Судя по зверскому выражению лица, майор крыл нас всех испанской матерью. Но что с нас, с обезьян-то, взять? Изощрённые ругательства, что он изрыгал, были скорее констатацией факта, чем оскорблением. Ну, а что они хотели? Тут, понимаешь, живёшь племенно-родовым строем, где вся механизация — это тележка с верблюдом да консервы, которые лишь камнем открыть можно, и всё.
Куда делся раненый инструктор — осталось неизвестным, но нас начали гонять ещё сильнее. Патронов много не давали и тщательно контролировали, чтобы не перестреляли не только друг друга, но и инструкторов. У каждого над головой висела нога инструктора, в любой момент готовая опуститься на темя со всей силой. Если бы Мгалу расстрелял своих соплеменников, то за нас взялись бы, но не сильно, а тут чуть инструктора не убили. Это уже косяк, и за это следовало не наказывать, а карать. Вот они и не стеснялись.
Но мне было наплевать. Главное, что я вне подозрений. Довольно быстро я овладел оружием, как СКС, так и ППШ. Видя мою старательность, мне вскоре выдали ручной пулемёт Дегтярёва образца 1944 года. Вот это, я вам скажу, вещь оказалась.
Пулемёт был чуть тяжелее РПК, но стрелял намного точнее, да и вообще, выглядел надёжным и каким-то брутальным. Но патронов давали мало. Диск с уложенной в нём лентой обычно не превышал двадцати патронов, что быстро кончались, но не суть. После смерти Мгалу я практически захватил власть в клане и оказался неформальным лидером в нашей сотне. Правда, нами пока командовали инструкторы, но долго наше обучение не продлится, и скоро ему наступит конец.
Мы уже ложились спать, когда прибежал посыльный от кубинца и позвал меня.
— Кто Башир Бинго?
— Я!
— Пошли со мной.
— Куда?
— К начальнику лагеря.
Сморщив нос, я окинул себя придирчивым взглядом. Выданная уже здесь майка и шорты цвета хаки, голые ноги без обуви, нож на ремне. Пойдёт, в общем. Пожав плечами, я вышел вслед за посыльным, провожаемый взглядами товарищей по несчастью. А чего бояться? Уже давно должны были меня заметить и выделить среди чернокожих «братьев».
Шатёр начальника располагался недалеко, и вскоре мы стояли перед палаткой, в которой проживал майор вместе с советским капитаном. Стражник-эфиоп что-то уточнил у посыльного, кивнул и исчез за её пологом. Через пару секунд он оттуда вышел и приглашающе махнул рукой. Дёрнув полог, я вошёл внутрь и огляделся. Ничего особого.
Посередине шатра стоял разборный стол с тремя табуретками возле него и четырьмя металлическими кроватями по бокам, застланными тонкими одеялами. На стене висела карта Африканского Рога. Карта была на русском, с пометками, сделанными на испанском. На столе лежал АК-47, стояли полные и пустые бутылки и валялись разные бумаги.
За столом сидели двое: майор-кубинец и русский капитан, на двух койках валялись ещё два кубинца, один из которых спал, уткнувшись головой в подушку. Когда я вошёл, оба сидящих за столом повернули ко мне головы и на минутку отвлеклись от своих стаканов. Судя по запаху, витавшему в палатке, это было пиво.
Запах давно забытого напитка приятно защекотал мне ноздри, тут же пошла слюна, резко захотелось чего-то выпить и забыть о том кошмаре, что творился вокруг. Но та, вторая моя часть, что называлась Мамбой, шикнула на первую, заставив её спрятаться. Я сглотнул и уставился в глаза кубинцу.