Вдруг я осознал, что огромная сфера быстро уходит из поля зрения перископа и вздохнул с облегчением — я не прочерчу борозду на лунной поверхности, а по касательной пролечу мимо.
Я повернулся к иллюминатору. Луна была как раз над головой, чуть левее. Теперь это была не просто сфера — это был мир, заполняющий все поле зрения. На его черном горизонте я видел титанические пики, надо мной зияли колоссальные кратеры. Я же был высоко и, подобно богу, смотрел вверх на мертвый мир, подсознательно понимая, что это иллюзия, так как понятия «верх» и «низ» в космосе теряют свой смысл.
Чтобы пронестись мимо Луны, потребовалось менее четырех минут. Как близко я находился, пришлось только догадываться: возможно, около пяти тысяч футов над высочайшими пиками, но этого было вполне достаточно. Поле тяготения Луны определенно изменило траекторию полета, но благодаря огромной скорости я избежал ее когтей. Теперь я мчался прочь от Луны. Но куда?
Ближайшая звезда, Альфа Центавра, находилась на расстоянии двадцати с половиной миллиардов миль от земли. Напечатайте на вашей пишущей машинке 5500000 миль — какой «пустяк» по сравнению с расстояниями в Солнечной системе!
Вероятность того, что из всех интересных мест в беспредельном космическом пространстве я посещу именно Альфу Центавра, мала. Я знаю только, что времени для странствий у меня много, так как наука вычислила, что диаметр Космоса равен восьмидесяти четырем тысячам миллионов световых лет. Если учесть, что скорость света равна ста восьмидесяти шести тысячам миль в секунду, это удовлетворит страсть самого изощренного любителя путешествий.
Однако я не слишком интересовался этими расстояниями, так как взял воды и провизии только на год, в течение которого ракета могла пролететь немногим более трехсот пятнадцати миллионов миль. Даже если она достигнет нашей ближайшей соседки, Альфы Центавра, я не буду интересоваться ею слишком сильно, так как уже восемьдесят тысяч лет буду мертв. Такова необъятность Вселенной!
В течение следующих двадцати четырех часов курс ракеты пролегал почти параллельно лунной орбите вокруг Земли. Не только поле Луны повлияло на полет, но казалось очевидным, что корабль захватила Земля и что мне суждено вечно кружиться вокруг нее крошечным вторым спутником. Но я не желал становиться второй Луной, пустяковой Луной, которую, вероятно, нельзя будет заметить даже в крупнейший телескоп.
Следующий день был наиболее удручающим в моей жизни. Кажется, нужно быть на вершине самовлюбленности, чтобы описывать свою жизнь на фоне изумительных космических сил, которые поглотили ее, но у меня это единственная жизнь, и я люблю ее. Мне все более грозным казался момент, когда эти космические силы потушат ее (мою жизнь), как слабый мерцающий в космическом мраке огонек. Лучше я буду любить ее и бороться за нее, дюйм за дюймом удлиняя отведенное мне судьбой время.
В конце второго дня стало абсолютно ясно, что я избежал притяжения Земли. Не могу не сказать, что это открытие подняло мне настроение. Я был бы счастлив вернуться на Землю, ведь мой план путешествия на Марс рухнул. Если я рассчитывал безопасно опуститься на Марс, то существовала возможность и приземлиться. Но была и другая причина, которая заставила меня думать о возвращении. Солнце! Мысль о нем вспыхнула молнией, ужасная мысль. Я несся прямо к нему. В его могучих объятиях ничто не могло повлиять на мою судьбу — я погибну. В течение месяца я ждал неизбежного конца — погружения в эту пылающую печь. Печь — неподходящее слово, чтобы выразить солнечную температуру, которая, как считают, в центре светила достигает 30–60 миллионов градусов — факт, который меня не слишком беспокоил, так как я не рассчитывал достичь центра.
Скучно тянулись дни, или, точнее сказать, долгая ночь — здесь не было дней, разве что в счете проходящих часов, который я вел с момента старта, отмечая предполагаемые дневные и ночные периоды. Я много читал. Записи в судовом журнале делал нерегулярно. Зачем описывать то, что вскоре будет поглощено Солнцем? И такое настроение у меня было чаще всего.
Я экспериментировал на камбузе, изобретал разнообразные кушанья. Я много ел — это помогало тянуть время, и был счастлив своими обедами, как-то интеллектуально обеднев перед грядущей и неизбежной катастрофой.
На тринадцатый день я наблюдал за космосом впереди и вдруг увидел великолепный сверкающий полумесяц справа по корпусу. Не могу не признаться, что я уже не слишком интересовался разного рода видами — через семьдесят дней я буду на Солнце. Задолго до этого, однако, меня убьет его жара. Конец быстро приближался.