Неужели придется сидеть внизу все плавание? Но опасения оказались напрасными. Вскоре после отплытия нам приказали выйти и заняться уборкой.
Когда пленники вылезли на палубы, наш корабль проходил в кильватере другого судна между двумя мысами, образующими вход в бухту. Как приятно полюбоваться видом исчезающего позади берега, словно погружающегося в море, и безбрежного пространства океана впереди!
Прибрежная растительность была намного ниже, чем деревья-гиганты в глубине острова. Последние внушали почти благоговейное чувство своим величественным видом со стороны открытого моря. Их могучие кроны терялись в облаках. Но мне недолго позволили любоваться красотами природы. Удовлетворение эстетических потребностей души пришлось отложить до лучших времен.
Мы с Камлотом занялись чисткой пушек. Их было много по каждому борту, одна— на корме и две— на площадке самой верхней башни. Непонятно откуда они взялись, потому что вчера не было видно никаких признаков, что корабль вооружен. Но скоро нашлось объяснение: орудия были установлены на опускающихся платформах, прикрывались выдвигающимися крышками.
Стволы пушек были около восьми дюймов в диаметре, а жерла — чуть толще моего мизинца; прицелы остроумны и сложны, но затворов и отверстий в казенной части не было видно, если не считать одного, укрытого окружающим его ободом. Единственная деталь, которую я смог обнаружить и которая могла быть запальным устройством, выступала на задней части и напоминала вращающуюся ручку, используемую в некоторых земных орудиях, чтобы открывать затвор.
Стволы орудий были футов пятнадцать длины и имели одинаковый диаметр от дула до казенной части. При выстрелах они выступали за борт корабля на две трети их длины, обеспечивая таким образом более широкое поле обстрела в горизонтальной плоскости и освобождая место на палубе, что особенно ценно на таком узком корабле.
— Чем пушки стреляют? — спросил я работающего рядом Камлота.
— Т-лучами, — ответил он.
— Они отличаются от лучей, которые используются, как ты говорил, в миниатюрном оружии тористов?
— Р-лучи убивают только живые ткани, — объяснил мне Камлот, — но нет ничего, что способно устоять перед т-лучами. Они очень опасны, поскольку даже материал стволов орудий не полностью поглощает их. Они используются лишь потому, что т-лучи распространяются по линии наименьшего сопротивления, какой, естественно, является канал ствола. Но иногда эти лучи разрушают и само орудие.
— Как же оно стреляет? — поинтересовался я.
Он показал на рукоятку в конце казенной части.
— Поверни ее, и уберется перегородка, препятствующая радиации элемента 93 облучать элемент 97, высвобождая тем самым смертоносные т-лучи. (Надо упомянуть, что, по словам Дануса, химики Венеры тоже открыли периодическую систему элементов, естественно, с теми же порядковыми номерами.)
— Почему же мы не можем развернуть пушку и снести все с палубы? — предложил я. — Враги будут уничтожены, мы получим свободу.
Камлот указал на маленькое, неправильной формы отверстие в конце ручки.
— Потому что у нас нет ключа, который сюда подходит.
— А у кого ключ?
— У офицеров, ответственных за орудия. У капитана есть ключи от всех орудий, а кроме того, у него имеется главный ключ, который открывает все замки. По крайней мере, такова была система старинного вепайского мореходства, такой она осталась и у тористов.
— Стоит достать главный ключ, — заметил я.
— Согласен, — ответил Камлот. — Но это невозможно.
— Нет ничего невозможного, — возразил я.
Он ничего не сказал, а я не продолжил расспросы, но глубоко задумался.
Наш корабль беззвучно скользил по морю. Двигатели (если они были) работали бесшумна Я спросил Камлота, что же приводит корабль в движение. Он долго и подробно разъяснял мне. Говоря кратко, дело сводится к следующему. Элемент ВИК-РО использован здесь в сочетании с веществом ЛОР, содержащим элемент ЛОР-АН. Действие элемента ВИК-РО на элемент ЛОР-АН приводит к его полной аннигиляции с высвобождением огромной энергии. При аннигиляции тонны угля, к примеру, энергия в восемнадцать тысяч миллионов раз большая, чем при полном сгорании угля. А теперь учтите возможности этого чудесного открытия венериан. Все горючее для корабля помещается в пол-литровой кружке!
Днем мы крейсировали вдоль побережья, ведь вчера земли не было видно. Теперь в течение нескольких дней земля почти всегда была видна с судна. Отсюда следовал вывод, что материки Венеры больше по площади, чем ее море. Правда, подтвердить свое предположение я пока не мог. Разумеется, невозможно было опираться на карту, которую показывал Данус, поскольку амторские представления о форме мира исключали существование сколько-либо надежных карт.
Нас с Камлотом разделили: его отправили на камбуз, который расположен в передней части надстройка на корме. Я завязал дружбу с Хонаном, но мы работали в разных местах, а к ночи обычно так уставали, что, лежа на жестком полу, перед тем как заснуть, разговаривали очень мало.
Но в одну из ночей печаль от разлуки с Камлотом заставила меня вспомнить о загадочной Дуаре. Я спросил Хонана о том, кто она такая.
— Она— надежда Вепайи, — ответил он, — а возможно, надежда всего Амтора.
Глава 9
СОЛДАТЫ СВОБОДЫ
Постоянное общение вызывает определенное чувство близости даже между врагами. Шли дни, ненависть и презрение, которое простые матросы, казалось, питали к нам, сменились почти дружеской фамильярностью, как будто обнаружилось, что мы неплохие парни, и мне понравились эти простые, хотя и невежественные люди. Худшее, что можно было сказать о них — то, что они позволяли своим ленивым лидерам обманывать себя. Большинство были добрыми и великодушными, но невежество делало их легковерными. На их чувства можно повлиять такими надуманными аргументами, которые не произвели бы никакого впечатления на образованного человека.
Естественно, было легко перезнакомиться с пленниками, и скоро наши отношения переросли в дружбу. Они были поражены моими светлыми волосами и голубыми глазами. Это, конечно, вызывало массу вопросов о моем происхождении. Я отвечал правдиво, и мои рассказы слушали с большим вниманием. Каждый вечер после работы сыпались просьбы рассказать о далеком таинственном мире. В отличие от высокообразованных вепайцев, они верили всему рассказанному, что сделало меня героем в их глазах. Я стал бы их богом, если бы у них были религиозные чувства.
В свою очередь, и я расспрашивал их и с удивлением обнаружил, что они не боролись со своей судьбой. Те, что раньше были свободными, поняли, что променяли свободу на статус наемных рабочих, на положение рабов. И это состояние уже не скрывалось номинальным равенством.
Среди заключенных были трое, к которым я особенно привязался. Первым стал Ганфар, высокий, неуклюжий парень, бывший фермером во времена джонга. Он был очень умен и, хотя принял участие в восстании, теперь горько раскаивался и обличал тористов, правда, шепотом, мне на ухо.
Второго звали Кирон. Стройный и красивый, атлетически сложенный мужчина, который служил в армии джонга, но участвовал в мятеже. Теперь он был офицером, наказанным за несоблюдение субординации по отношению к человеку, бывшему до мятежа правительственным клерком.
Третий до восстания был рабом. Звали его Заг. Недостаток образования он компенсировал силой духа и прекрасным характером. Он убил офицера, который ударил его, и теперь его везли в столицу для суда и наказания. Заг гордился тем, что он свободный человек, хотя признавал, что раньше, будучи рабом, он больше наслаждался свободой, чем теперь, когда он официально— свободный человек.
Он объяснял:
— Раньше я имел одного хозяина, а теперь много: чиновники правительства, шпионы, солдаты— никто из них обо мне ничуть не заботится, а ведь прежний мой хозяин был добр и заботился о моем благосостоянии.