— Я случайно! — воскликнул он. — Дёрнул ручку, а тут открыто и ты…
— Тогда, может, ты уйдёшь? — с нажимом поинтересовался Филипп.
— Нет, — Эдвард мотнул головой. — Мне очень нужно тебе кое-что рассказать. Что-то важное. Я давно пытаюсь, но ты всё время прогоняешь меня! В общем… Когда мы были в Ворфилде… Я подслушал разговор отца и какого-то генерала, что ли. Совершенно случайно! — Он часто закивал, глядя на брата огромными зелёными глазами. — Они говорили о южной границе. Там беспорядки. Гибнут люди. — Эдвард опустил голову, сжал подлокотники кресла изо всех сил и шумно втянул носом воздух. — Отец сказал, что боится… войны.
Филипп невидящим взглядом уставился в стену и сжал зубы. Его подозрения, что отец недоговаривает что-то важное, подтверждались.
4
С того разговора прошло три года.
Поступив в Академию и уехав вглубь континента, за множество километров от Пироса, Филипп очутился в новом, огромном мире, полном информации, недоступной дома. В Мидланде ни замок, ни отец, ни что-либо иное не могло больше закрывать информационные потоки, и синернист ловил их один за другим, и ещё множество витало вокруг. Казалось, их можно даже почувствовать. Их и каждую новость, упущенную за три года из-за контроля отца.
Но, увидев новости, Филипп ужаснулся. Они поразили его ещё больше, чем слова Эдварда, с тех пор каждый день звеневшие в ушах. «Отец боится войны». И если поначалу Филипп сомневался, успокаивал себя, заверял, что, при всём недоверии к отцу, при всех подозрениях, мучивших его три весны назад, с Пиросом всё в порядке, то новостные сводки Мидланда разрушили эти надежды. И с каждым годом становилось страшнее…
Юг разрывали восстания, протесты. Попытки успокоить граждан приводили к дракам, порой кончавшимися не только арестами, но и гибелью кого-то из мятежников или жандармов. Не проходило недели без страшных новостей о погромах. Юг балансировал на грани, едва не срываясь в волны гражданской войны. Филипп никогда бы не подумал, что дела могут обстоять так серьёзно. И хуже всего было то, что дома это скрывали…
Стояла поздняя весна, но, несмотря на ясную погоду, Филипп сидел в библиотеке под высоким витражным окном, из которого лился тёплый свет, а разноцветные блики скользили по лежавшим на столе вырезкам из газет, рукописным заметкам и копиям карт, исчерченным стрелками и крестами. С улицы слышался смех, доносились крики и обрывки разговоров, но Филиппу было не до того: он невидящим взглядом смотрел сквозь бумаги, поддерживая голову одной рукой, и машинально постукивал пальцем другой по столешнице. Рядом валялась открытая перьевая ручка.
— Всё ещё сидишь? — Корнелий Уэр сел напротив. Филипп поднял на друга усталый взгляд. — Вот так и знал ведь, что нужно было спорить с Уибером. Получил бы рубин. Он говорил, что ты пойдёшь тренироваться, а я поставил на библиотеку.
— Хватит спорить на камни. — Филипп потянулся, пытаясь размять затёкшие плечи. — Вам тут ещё жить по крайней мере до лета… Но ты ведь не просто так пришёл, да?
— Разумеется! Я тебе кое-что принёс.
Корнелий потянулся к внутреннему карману пиджака, но резко нахмурился, сжал губы и сложил руки на столе. Филипп удивлённо поднял брови, но вопрос задать не успел — всё стало ясно.
— Керрелл! — услышал он гаденький высокий голос.
Корнелий закатил глаза. Филипп расплылся в ироничной улыбке и пожал плечами.
— О, Стофер! — протянул он в тон восклицавшему. — Тебя ещё не отчислили за наркотики?
— Какие наркотики? Всего лишь коньяк. За алкоголь ещё никого не исключали!
Лиф Стофер, пошатывающийся, болезненно худой молодой человек со впалыми щеками и тёмными кругами под глазами, упёрся руками в стол и осмотрел разложенные бумаги.
— Райдос! — воскликнул он, уцепившись за одну из надписей. Он взял лист, с восторгом во взгляде повертел в руках и спросил с искренним интересом: — Готовишься к тому, что останешься принцем без королевства, Керрелл? Ведь скоро Пиросу придёт конец.
Смешок Лифа оборвался: Филипп вскочил и схватил того за грудки. Тонкий и хилый Лиф даже не сжался. Он улыбнулся, прикрывая затуманенные глаза, как довольный кот, — и в следующий миг Филипп отлетел, врезавшись в столешницу. Он держался за грудь, которую будто молнией пронзило, и спина саднила от удара об угол. А Лиф ухмылялся, помахивая объятой тёмно-фиолетовой аурой рукой.
— Круто, когда ты можешь набить не только морду и не только кулаками, правда? Как тебя вообще сюда взяли, если ты такой хреновый маг, а, Фил?