И эта способность спасала, пока Хелена здоровалась с людьми, которые были с ней так же притворно приветливы, как и она с ними. Каждый второй ей был крайне противен, но мать никогда не спрашивала её мнения и составляла списки гостей сама. Поздравления становились витиеватее, как будто они устроили негласный конкурс. Каждый пытался похвалить её платье — золотистое, с кружевами и обнажёнными плечами. Каждый хотел посочувствовать и пожелать его величеству скорейшего выздоровления. От этого приходилось натягивать улыбку так сильно, что сводило скулы.
Она устала от этих слов. Устала выдавливать из себя благодарности и контролировать эмоции. Назойливый молоточек больно бил по сознанию и пугал тем, о чём не хотелось вспоминать. Об этом нельзя было думать. Крест. Замо́к. Что угодно, чтобы изгнать парализующие мысли. Она не представляла, как будет жить, если они сбудутся. Она любила отца слишком сильно, и он — такой властно-жёсткий с другими, такой нежный с ней — тоже любил её. Любил настолько, что, даже лёжа при смерти, хотел, чтобы она была счастлива.
И она старалась.
Этому помогали горящий тысячами свечей зал, букеты белых лилий на столах с закусками, цветы, лентами обвивающие тонкие колонны с резными капителями. Когда кончились формальные приветствия и пожелания, люди показались не такими приторно-фальшивыми. Почти приятными. Она чувствовала себя так, как и должна была — принцессой на собственном празднике.
Быстро темнело, и девичьи восторженные вздохи слились в один, когда над прудом и вдоль дорожек поднялись летающие фонари, а искры осветили крышу. Музыка становилась веселее, разговоры громче. Шампанское летало по залу на заколдованных подносах всё быстрее. Шуршали длинные юбки, цветы и перчатки чудесным образом перемещались с девичьих нарядов в нагрудные карманы кавалеров, ослабляющих галстуки и расстёгивающих щегольские пиджаки. Пары танцевали, и расстояние между партнёрами становилось всё меньше. Кто-то занял беседку в парке, и в ту сторону старались не смотреть, не смущая уединившихся.
Никто не заметил, как часы пробили десять, одиннадцать, двенадцать…
Хелена очнулась, когда они ударили один раз. Как гром, звон пронёсся над ещё полным залом, но, казалось, только она одна почувствовала из ниоткуда взявшийся холод, дрожью прошедший по позвоночнику.
— Что-то случилось? — поинтересовался голубоглазый красавец по имени Роланд, с которым Хелена провела весь вечер.
Он шутил настолько плохо, насколько красиво улыбался, и пару раз Хелена даже думала, что если проулыбается ему хоть секунду дольше, то глупое кокетливое выражение навсегда останется на её лице. И всё же танцевал он отменно, а выглядел ещё лучше и казался достойной заменой Роджеру Кейзу, с которым пытаться говорить было бесполезно — только восхищаться и хвалить. А потому Хелена продолжала разыгрывать крайнюю заинтересованность и смеяться несмешным шуткам ровно до того момента, как бой часов выбил её из колеи.
Что-то было не так.
Она обвела взглядом зал, сжимая до боли кулаки. Все веселились: танцевали, смеялись, переговаривались, — а она чувствовала себя так, словно время умерло. И по стенам поползли трещины…
Сердце рухнуло, когда двери с грохотом распахнулись, и человек в форме, едва дыша, застыл на пороге. Всё смолкло, и в воцарившейся тишине звон разбитого бокала показался звуком разбивающейся реальности.
— Миледи, её величество требует, чтобы вы срочно прибыли в замок.
Слова прогремели в голове, но Хелена не сразу поняла их смысл. Она замерла, не чувствуя ни земли под ногами, ни мира вокруг, и качала головой. Всё рушилось. Разлеталось на осколки.
И когда её локтя неожиданно коснулась шершавая сильная рука, а мир неожиданно закружился перед глазами, душившие слёзы хлынули из глаз.
— Барьер не позволил ближе, миледи, — услышала Хелена извиняющийся голос и растерянно огляделась. Холл замка.
Она кинула быстрый взгляд на телепортёра и, подхватив юбки, бросилась вверх по лестнице. Третий этаж. Левое крыло. Картины, бюсты, лестничные пролёты, шторы и коридоры — всё пролетело мимо, тая в застилающих глаза слезах. У неё дрожали руки, воздух разрывал лёгкие.
В дверях комнаты отца она столкнулась с матерью. Лицо у той осунулось, делая её на несколько лет старше, и было полно скорби, красные глаза с жалостью посмотрели на Хелену. Она дёрнулась и толкнула вторую створку дверей, пробегая мимо матери, и, то ли запутавшись в юбке, то ли не удержавшись на ногах, рухнула на колени у кровати отца, уткнувшись лбом в холодное покрывало. Она что-то шептала, но все слова терялись в рыданиях.