Не обращая на это внимания, Филипп уворачивался от ударов. Он катался по стадиону, отпрыгивал от молний. Лиф не позволял подобраться к мечу, посылая одну за другой своих чёрных змей.
И последняя наконец попала в цель.
Со сдавленным вскриком Филипп отлетел к магическому заграждению, проехав по острому песку арены. От удара болела голова. Саднили спина и плечо. Порвался рукав рубашки. Закашлявшись от попавшей на лицо пыли, Филипп попытался перевернуться и приподняться на локте, но замер, прислушиваясь.
Шаги приближались. Приоткрыв глаза, Филипп увидел Стофера и снова кашлянул, сильнее прежнего.
— И на что ты рассчитывал? — хмыкнул Лиф, проводя кончиком меча по песку. — Мне эта штука почти и не понадобилась.
Филипп сочувственно улыбнулся — и, резко перевернувшись, сделал подсечку. Лиф с криком упал на землю и тут же схватился за лицо.
— Вот на это, — сказал Филипп и, подняв упавший меч, направил его Лифу в грудь, а потом хмыкнул и отошёл в сторону, чтобы не дать повторить трюк.
Лиф, кряхтя, приподнялся на локтях. Из носа у него шла кровь, зубы были сжаты так, что вздулись вены на висках, а в глазах плескалась холодная ярость.
— Будем считать, что я победил. — Филипп крутанул меч в здоровой руке. — Я говорил, что магия тебе не поможет.
Барьер исчез, и Филипп вышел с арены, слыша, как кто-то требует с проспорившего деньги.
Корнелий Уэр одобрительно похлопал друга по плечу.
— Прекрасно, Фил! Я даже не сомневался. — Филипп закатил глаза: Уэр ужасно врал. — Теперь нужно возвращаться в Академию. Не хватало, чтобы у нас были проблемы из-за этого, так сказать, места. Тебе не помешало бы умыться, и мне всё ещё нужно тебе кое-что показать!..
Когда Эдвард узнал о сражении брата, его зависти не было предела. Значит, Филипп там развлекался, а ему приходилось сидеть в замке или довольствоваться сражениями с ожившими чучелами!
Он ждал собственного поступления в Академию три года! Но если у Филиппа испытание было перенесено на более раннее время, то Эдварду после четырнадцатилетия пришлось ждать. И он так изводился, что не мог даже прикоснуться к книгам, которые советовал брат. Ему больше хотелось узнать от Филиппа, в чём же заключалось то испытание, о котором никто ничего не рассказывал. Брат тоже молчал.
Но время не стояло. В один день Эдварда привели в тот же белый зал с куполом и стенами-сотами, и покинул он его с разочарованием. «И это было испытание?» — думал Эдвард, и результаты ждать ему уже не хотелось. Чего Филипп о них так переживал? Но и результаты пришли, и отец остался доволен, и Эдвард не понимал, как оценщики хоть что-то разобрали в тех картинках, которые он видел. Он запомнил лишь огонь. Тёмно-красное пламя, которое заволокло всё вокруг, сжигая прочие картины и до боли слепя глаза.
Эдвард не понимал, что это такое, а потому результаты его ни капли не волновали. А вот предстоящий бал — да. Там он должен был получить одну из двух оставшихся семейных реликвий. И если результаты «испытания» оставались для него загадкой, то кое-что Эдвард знал наверняка: он возьмёт меч. Всевидящее око было прекрасной, заманчивой вещицей, но нельзя было не признать — даже в четырнадцать лет Эдвард был своей стихией. Он с удивительной простотой и естественностью выполнял любые задания, играл с огнём, будто тот был живым и разумным. С огнём у Эдварда было то самое взаимопонимание, которым обладали истинные пиромаги и аурники. Пиромагом был как раз дед Эдварда и Филиппа, бывший обладатель Огненного меча. И самым страшным, единственным, о чём Эдвард переживал, было, что меч не выберет его, останется лежать в чёрном саркофаге, пока новому наследнику рода Керреллов не исполнится четырнадцать.
Полный зал сиял сотнями свечей, блеск их искрился в хрустальных бокалах, в идеально начищенной посуде, на платьях девушек, в драгоценных камнях украшений. Эдвард, полный восторга, ходил по залу, здороваясь со всеми, переговариваясь со знакомыми мальчишками, молодыми графами и герцогами, разглядывал девушек, будущих леди, собравшихся стайками и становившихся отчего-то очень весёлыми, когда Эдвард им улыбался. От этого радость, скапливаясь в груди, раздувалась и хотела выплеснуться громким смехом или ещё чем-то очень неуместным, когда ты принц, виновник торжества и на тебе сосредоточено внимание всех и вся.
Шарик настроения начал медленно сдуваться, когда мистер Ларс, взяв Эдварда за плечо, тихо передал, что его величество просит сына подойти к нему. Начиналось.
Эдвард чётко помнил, как его брат три года назад стоял на этом же месте. Отец произносил такую же речь, весь зал смотрел испытующе, в ожидании, гадая, какую реликвию получит мальчик. От этих взглядов становилось не по себе.