Щелчок — и линии стыка панелей засветились. Филипп дёрнулся от неожиданности, но из круга не вышел. А между тем огни нарастали. Они загорались везде, ослепили… Филипп мотал головой, не понимая, что происходит. Белизна и неизвестность окружали его, и он не видел собственных рук, таким ярким был свет.
А потом появились образы. Резкие, обрывистые, они метались перед глазами. Разрывались. Разрастались. Умножались. От них нельзя было отбиться, увернуться. Непонимание, неготовность к такому граничили с ужасом. А вокруг Филиппа, прямо из-под его ног, стремясь занять всё пространство, появлялись всё новые и новые тёмные картины. Острые крылья. Молнии. Пламя. И дым. И всполохи магии. Множество переплетающихся линий.
Видения не складывались ни во что единое, конкретное, лишь менялись, менялись, менялись. И тут — вспышка, как ярко-жёлтый глаз…
Прошло несколько дней, прежде чем стали известны результаты. Их принёс серьёзный молодой человек, который совершенно не смущался оттого, что его провели к королю: магические оценщики из Мидланда никогда не передавали свои чемоданы с данными посторонним. Он коротко поклонился, входя в кабинет, подошёл к столу его величества и щёлкнул пальцами. Воспаривший белый чемоданчик открылся, и в лучах бледно-жёлтого цвета в воздух поднялись шестиугольная коробка и несколько исписанных листов.
— Ваше величество, — по движению руки молодого человека предметы подлетели к Элиаду Керреллу, и тот заинтересованно поймал их, — общие характеристики и наши прогнозы отражены в бумагах. Шкатулка содержит образы, которые приходили его высочеству. Интересные, надо заметить. К сожалению, нам не удалось точно просчитать его склонности, это сложный случай, но, надо сказать, для Пироса не необычный. Точно можем сказать, что потенциал велик, хоть и не конкретен. Про остальные выявленные качества вы можете прочитать в нашем отчёте.
— Отлично, — сказал Элиад Керрелл, пробегая глазами по бумагам. — Благодарю.
Он поднялся, провожая оценщика, и, когда дверь закрылась, довольно кивнул собственным мыслям. Его задумчивый взгляд окинул стоящего у дверей секретаря, но вместо того, чтобы отдать приказ позвать сына, Элиад Керрелл со сдержанной улыбкой сказал:
— Передайте её величеству, что можно готовить праздник.
Секретарь кивнул и отправился исполнять приказ.
И жизнь в замке закипела. Агнесс Керрелл раздала всем задания и теперь вместе со своим помощником проверяла, как моются полы, как чистятся складки гардин и карнизы. Она лично выбирала цветы, закуски и блюда, проверяла, как расположены световые шары, что должны были зажечься, когда в зале начнёт темнеть. И в итоге все так погрузились в эту суету, что на детей не осталось времени.
Филипп был этому рад. Неведение угнетало, и всё, чего он хотел, — чтобы его оставили в покое. На Эдварда никто не обращал внимания. Попытки поговорить с братом проваливались, и он бесцельно шатался по замку, не зная, чем себя занять между уроками; порой заходил в библиотеку, пытаясь найти книжки с картинками. Выпрыгивание из-за углов на слуг казалось ему занимательным, пока строгий мистер Ларс не пригрозил донести о выходках королеве. «Она обязательно займёт вас чем-нибудь полезным, ваше высочество», — с усмешкой сказал тогда старик, помогая прачке поднимать уроненные от неожиданности вещи.
Эдвард надул губы. С матерью во время подготовки к праздникам он предпочитал не встречаться, по крайней мере, пока она не приглашала портного снимать мерки для нового костюма или на примерки. Тогда Эдвард страдальчески вздыхал, но нехотя собирался после строгих взглядов матери — она никогда не кричала, редко делала замечания, но в её серых глазах выражалось гораздо больше, чем она могла бы сказать.
Эдвард слонялся по залу, стараясь не выдавать, насколько же счастлив быть здесь. Он был самым младшим на балу и полагал, что, не живи он в этом замке, его бы не пригласили на торжество. Как обычно. Отчего-то считалось, что пока тебе нет хотя бы одиннадцати, ты слишком мал, чтобы ходить на балы, одному кататься на лошади, упражняться с настоящим мечом. Эдвард представлял, что когда-нибудь, когда станет королём, отменит это глупое правило. А пока, тихо радуясь, что ему успело исполниться одиннадцать до такого важного торжества, как вручение фамильной реликвии, он старался казаться старше: по-взрослому кланялся гостям, улыбался и говорил дамам, насколько они красивы, и каждая делала ему за это ответный комплимент, называя Эдварда юным джентльменом. Совсем молоденькие девушки хихикали, а несколько пообещали потанцевать с ним позже. Это всё так льстило маленькому принцу, что он не мог дождаться танцев, а ведь перед ними ещё и официальная часть с трофеем для Филиппа…