Проснулся рано. За окном орал дворцовый петух Фемистокл. Светило солнце. Ну, будто ничего не случилось!
Сушкин потёр ладонями лицо и вышел на дворцовую галерею. Там стояли чугунные пушки старинного вида (просто так, для красоты). На крайней пушке сидел Юга. Он сразу встал.
Шагнул навстречу.
Неспокойное было у наследника Юги лицо. С припухшими глазами — будто он не спал.
— Том… что-то плохое случилось, да?
— С чего ты взял? — набычился Сушкин.
— Я чувствую… Я всю ночь это чувствовал.
Сушкин молчал. Надо было огрызнуться и в то же время тянуло к Юге, будто по-прежнему друзья…
Юга осторожно сказал:
— Том, ты плакал?
— Ещё бы!
— Почему?
— А ты не знаешь?
— Нет!
— Не знаешь про кино, в которое меня засунули, как… в мышеловку?
— Том… какое кино?
Правда не понимает или притворяется?
— Будто совсем-совсем не знаешь ничего? Ни про сценарий, ни про тайные камеры!
Юга встал очень прямо. Пригладил на груди водолазку с золотым муравьём. Левую ладонь прижал к бедру, два пальца правой наискосок приложил ко лбу. Сушкин знал: это рыцарский жест — когда человек даёт самое честное слово. Он даже сам невольно встал прямее.
— Том, я клянусь… Я не знаю совершенно ничего.
Как же стало хорошо!..
До этой минуты в жизни было только плохое. (Нет, не только, была ещё Катя, сестрёнка, но в ней Сушкин ощущал лишь хрупкость и беззащитность. Чем она поможет?) А сейчас Юга — вот он… Как могла появиться мысль, будто он хитрит?!
Сушкин всегда стыдился просить прощенья. Но сейчас, не отводя глаз, он сказал:
— Юга, ты меня извини… Я такой дурак…
Юга взял его за плечи, надавил. Они рядом сели на пушку. Холодок остывшего металла прошёл по телу и будто пригладил горечь.
— Рассказывай, — велел Юга.
И Сушкин все рассказал. Половина сил ушла на то, чтобы не разреветься снова, но Сушкин сдержался.
Юга слушал, молчал и дёргал пряди волос. Потом он не стал успокаивать Сушкина. Сказал:
— Да, паршиво…
И от этого стало ещё легче.
— Юга, как ты думаешь, герцог про кино знает?
— Нет, конечно! Он терпеть не может киношников! Слушать не стал бы!.. И адмирал Дудка их не выносит.
— Значит, пираты напали по правде?
— Ну… может, не совсем по правде, а больше для испуга. Но вы-то на «Деде Мазае» воевали по-настоящему… Том, а ещё буря была настоящая! Когда вы ставили парус! Тут уж кино точно ни при чем… И пироскаф настоящий.
— Это я думал, что он настоящий. Думал, что он мой. А на самом деле — киношное имущество… И сам я оказался такой же…
— А если по шее? — сурово спросил Юга.
— Ну, давай. А толку-то? Все равно все было зря…
Юга поболтал ногой в башмаке «Australia», чуть посмеялся.
— Том, все-таки не совсем зря. Если бы вы не поплыли, не было бы здесь тёти Сузи…
— Это да… — вздохнул Сушкин. — Юга, а как она? Не очень угнетает?
— Нисколечко. Ей не до того. Похоже, что у них с папочкой такое… тонкие душевные отношения.
— Ещё не легче!
— Наоборот, легче. Им хорошо и мне тоже — меньше достают… Том, а ты не грузи себе голову лишними заморочками…
— Ничего себе «лишними»!
— Вот увидишь, через несколько дней все утрясётся.
— Ага! Такой обман разве можно утрясти?
Юга вдруг спросил:
— Том, а какой фильм-то? О чем?
— Откуда я знаю?!
— Интересно же знать, какого киногероя из тебя лепили…
— Ни капельки не интересно! Все равно жулики…
— А ты ни разу их не видел? Режиссёров там всяких и этих… продюсеры называются…
— Ни разу. Они-то меня видели, конечно, тайком. А я не догадывался…
— Теперь, наверно, придётся. Если хочешь рвать с ними договор…
— Его капитан подписывал. Пусть он и рвёт…
— Тебя уговаривать станут…
— Ага… лизала кошка ёжика…
— Том… давай позавтракаем. Ты, наверно, ничего не ел ни вечером, ни сегодня…
Да, есть хотелось! Дурацкий у человек организм! Какие бы пакости ни свалились на него, а в животе все равно сосёт…
Юга выдернул мобильник:
— Тётя Клара! Принесите, пожалуйста, молока и хлеба ко мне в «конуру». На двоих. Нет, больше ничего, спасибо… — Юга понимал, что сейчас не до разносолов. — Том, ты умойся в фонтане…
Сушкин умылся. Когда пришли к Юге, две большущие кружки и свежий каравай были уже на столе. Сушкин вцепился зубами в горбушку…