- Венсан Бюр, автор этой статьи, давным-давно на пенсии, хотя держится молодцом; он лучше всех знает историю Монтё и все, что здесь происходило во время и после войны. Если хотите с ним поговорить, я ему позвоню.
Я поспешно согласился, и они договорились по телефону, что я зайду на следующий день часов в одиннадцать.
Бюр жил в большом доме, скорее всего, бывшем когда-то мастерской или складом, рядом с вокзалом. Помещение было унылым и невзрачным, но удивительно просторным. Фамилия Бюр хозяину удивительно подходила - он чем-то напоминал брюзгливого бурого медведя. Говорил он не останавливаясь и с таким сильным местным акцентом, что мне то и дело приходилось его переспрашивать. Видно было, что документация у него содержится в идеальном порядке.
- Слава богу, места хватает,- пояснил он, прохаживаясь по комнатам вдоль полок, забитых папками и стопками газет. - Но главный мой архив - вот тут! - и он похлопал себя по лбу. - Когда я умру, представляете, как много потеряет местная хроника! Ха-ха-ха!
И он весело рассмеялся, воображая, как славно подшутит над согражданами, отправившись на тот свет.
- Ведь я, между прочим, родился в 1918-м. И очень этому рад. Естественно, Первую мировую я пропустил. Хотя... Мой отец там по горло навоевался. Я столько раз слышал о Вердене и Шмен-де-Дам , что в конце концов мне стало казаться, будто я сам там побывал. Зато уж Народный фронт, война в Испании, Гитлер, Муссолини, "странная война", оккупация, Освобождение - на это я насмотрелся, как говорится, прямо из партера. Здорово быть журналистом, правда? А потом в газету стали приходить молодые ребята - просто смех и грех! Бедные цуцики! Явились, когда все кончилось. Вы ведь и сами заметили, а? Ведь больше нигде ничего не происходит! После Освобождения - тишь да гладь. Кроме Индокитая и Алжира, какое-то шебаршение, сударь, еле слышное шебаршение. Потом - ничего, совсем ничего. По старой дружбе мне каждый день приносят газету, и сколько раз, пробежав ее за тридцать секунд, я говорил себе: "Бедные цуцики! Если б вы работали по совести, ни одного номера не вышло бы! Так бы и скисли у себя в редакции: со вчерашнего дня ничего нового не произошло, следовательно, сегодня газеты не будет!" А знаете, я рад, что с этим уже все. Могу заново переживать старые события. Они-то хоть настоящие! Иногда сосед заходит. Спрашивает: "Ну? Что новенького?" А я отвечаю: "Шестая армия под командованием фон Паулюса капитулировала под Сталинградом". А он мне говорит: "Старик, а ты случайно не того?" Потому что я уже не раз отвечал ему таким образом: "Японцы потопили американский Тихоокеанский флот у Пёрл-Харбора" или "Итальянцы подвесили труп Муссолини на крюк для мясных туш в Комо". Да, веселое было времечко!
Сдержать поток его речей было нелегко. Наконец я все-таки вставил слово:
- Да, но и сейчас в Монтё много шума. Взять, к примеру, аварию на Ружьери.
Он так и подскочил:
- Ружьери? Тут все наоборот. Я с детства ждал, когда на этой фабрике что-нибудь произойдет. Я знал: что-то назревает - и твердил себе: "Назревает, назревает. Когда же рванет?" Ну вот и рвануло! Только долго пришлось ждать.
- Вчера я видел жену и детишек Жиля Жербуа. Вы его, конечно, знаете?
- Конечно, знаю! Командир внутренних войск в районе Сорг. Достойный парень, поверьте!
Он поднялся, направился к стопке газет и принялся их перебирать.
- Нашел, нашел. Вот он, Жиль, со своими партизанами, народ их приветствует. - Он развернул передо мной пожелтевшие газеты с множеством фотографий и огромными заголовками. - Здесь он толкает в спину немецких пленных. Он первым встретил танки Первой армии де Латра де Тассиньи.
- А это что такое? - Я ткнул пальцем в фотографию, где худую, полуголую, босую, еле стоящую на ногах женщину окружала группа хохочущих мужчин.
- Да это же Креветка, черт побери!
- Креветка?
- Ну да, несчастная девка, жила со своим мальчонкой в лачуге на окраине. Перебивалась чем попало, а на самом деле спала со всеми. Настоящая подстилка для всего Монтё. Все деревенские мужики на ней перележали. Конечно, немцы пришли - тоже туда отправились. Пока очередь американцев не настала. Сами знаете, как это было. Без бритых баб не было бы настоящего Освобождения. А поскольку Креветка спала с немцами, Жиль за ней пошел со своими ребятами, те привязали ее к стулу на рыночной площади и обрили под ноль. Все просто покатывались со смеху.
- А потом?
- Ну, если бы все от меня зависело, дело этим бы и кончилось. Освобождение ведь праздник, замечательный праздник. И не надо было его портить. Но в нашем лесу когда-то убили партизана. И Креветку почти догола раздели, заставили разуться и повели возлагать венок на то место, где он погиб. Клянусь вам, жалкий был кортеж! Затравленная бритая Креветка в розовой комбинации на голое тело, мужики ржут, потому что через белье просвечивает черный лобок. Она ковыляла босиком по булыжникам, то и дело падала, а Жиль пинал ее сапогами и поднимал, чтобы она шла дальше. Мне было противно. Конечно, легче мучить бедную девчонку, чем сражаться с немцами! И многие считали, как я. Но вы же понимаете, никто не осмелился рта раскрыть!
- А что с ней потом стало?
- Вернулась в свою хибару. Больше ее не видели. Нашлись душевные люди, которые ей еду носили. Тут ведь, знаете, после Освобождения ужас как голодали. Она отправляла мальчишку за милостыней и за покупками. А потом, в один прекрасный день, по-моему года через два, мы узнали, что она умерла. Она никогда особым здоровьем не отличалась. Мальчонку, щенка этого несчастного, отправили в сиротский приют в Авиньон.