Вам неуютно поздним вечером в глухом темном переулке? Вполне естественное чувство, но вам только кажется, что оно проистекает от страха перед ночными хулиганами. А Лозинский увидит то, что могло вызвать страх на самом деле — обосновавшегося тут низшего духа, которому в этом мире не место. Вам почему-то неприятно общество вежливо здоровающейся пожилой соседки, вы стараетесь обойти ее стороной? Профессор мог бы сказать, всего лишь бросив беглый взгляд, что за этой опрятной бабушкой тянется хвост черной липкой мерзости, состоящей из ошметков якобы снятой по фотографиям клиентов порчи. Бабушка не снимает никакую порчу, она подкармливает темных сущностей, питающихся человеческими суевериями и страхами. Вы уверены, что в новой квартире промерзает зимой угол комнаты из-за криворуких строителей, поспешно сдавших дом в эксплуатацию? Скорее всего, так и есть, но Антон, возможно, пожмет плечами и скажет, что виноват ваш собственный несдержанный язык, посылающий близких и дальних к черту при каждом удобном случае:
— Поминаете его слишком часто, вот и протоптали дорожку для астрального сквозняка. Зовите батюшку, я тут ничем не помогу.
Но во многих случаях Лозинский может помочь — в качестве куратора от ОМВО, назначенного для расследования обстоятельств формирования долга. Или же — гораздо чаще! — просто в качестве консультанта по тем самым паранормальным явлениям, ассистируя кому-то из кураторов. Если есть необходимость, то его вызывают в Сургутский филиал ОМВО: в Москву Антон так и не вернулся, тем самым вызвав массу пересудов и волну недовольства среди родни, друзей и коллег. Он очень быстро осел в Ханты-Мансийске, но вел крайне активную жизнь с множеством поездок, связанных с основной (и парочкой дополнительных) работой. Причин для невозврата в Москву было две.
Во-первых, необъяснимая любовь к северу с первого взгляда, а во-вторых… изменившееся восприятие Антона как будто отталкивало его от большого города, две трети которого напичкано беспорядочной негативной энергетикой, вызывавшей теперь у Лозинского разве что головную боль и ощущение жестокого похмелья, подзабытое со студенческих времен. Особенно на него давили огромные пространства, занятые под кладбища, где мутная и тяжелая аура скорби часто переплеталась с чем угодно, включая отпечатки тонких тел тех, кто еще собственную смерть и осознать-то не успел.
Таких было много — умершие внезапно, умершие не своей смертью, умершие плохо — в угаре наркотической интоксикации или пьяном бреду.
Антон не видел их наяву, но неизменно чувствовал присутствие.
Тот, кто сейчас здоровался с ним за руку, — невысокий полноватый дядечка лет пятидесяти с виду, без особых примет, русоволосый и слегка лопоухий, в теплой пуховой куртке, черных джинсах и какой-то криво сидящей кожаной кепке, — был почему-то хорошо и с первого взгляда узнаваем, несмотря на то, что Лозинский не видел его семнадцать лет. Вадим Милухин, бывший однокурсник Лозинского по историческому факультету МГУ, был похоронен в городе Зеленограде на Никольском кладбище пятнадцать лет назад.
О похоронах Антон узнал из объявлений группы бывших сокурсников в соцсетях. Он с известной долей грусти о преждевременной смерти старого знакомого и тоски по лихому студенческому прошлому собирался навестить могилу, но так и не попал в Зеленоград, потому что обстоятельства с завидным упорством уводили в сторону. А потом начал затухать и сам след воспоминаний, как будто русло пересыхающей реки закидывало песком… Правда, в тех же соцсетях пару раз упоминались некоторые нехорошие обстоятельства смерти Милухина, уже обросшие версиями, одна фантастичнее другой. Рациональное зерно в шелухе версий было одно — смерть то ли в вагоне «СВ» поезда дальнего следования, то ли на какой-то станции.
Болтали всякое — разное: якобы убийство из-за женщины, из-за крупного денежного долга, из-за пьяной ссоры с попутчиком (куда ж он делся-то, если так?!). Кроме того, «знающие» люди утверждали наверняка, что Вадим вез с собой какую-то тяжелую монету. Тяжелую не в смысле веса, нет, хотя и таких монет в мире предостаточно! Речь шла о той степени редкости, которая указывала на антикварную ценность монеты и ее наличие в частных коллекциях мира в единичных экземплярах. Трепались чуть ли не Двойном орле Сен-Годена или даже о так называемом долларе «Распущенные волосы». Мол, за восемь миллионов баксов можно убить тихо, незаметно и бесследно, подстроить все, что угодно, только плати…
Прим. авт.: двойной орел Сен-Годена — золотая монета, разработанная для стабилизации экономического состояния США в начале ХХ века. Не выпускается с 1933 года, изъята из обращения фактически сразу — с целью переплавки в слитки. Работники монетного двора пытались спрятать партию, но практически безрезультатно. «Распущенные волосы» — монета США из высокопробного серебра, была в обращении в 1794–1804 гг. Из-за низкого качества отливки почти весь тираж ушел в переплавку, до наших дней сохранилось не более двух сотен монет. Последний раз такая монета была продана с аукциона за 7,85 млн. долларов.