Айзек АЗИМОВ
ЧТО ЕСЛИ…
Разумеется, Норман и Ливи опаздывали — когда спешишь на поезд, в последнюю минуту непременно что-нибудь да задержит, — и в вагоне почти не осталось свободных мест. Пришлось сесть впереди, так что взгляд упирался в скамью напротив, обращенную спинкой к движению и примыкавшую к стенке вагона. Норман стал закидывать чемодан в сетку, и Ливи досадливо поморщилась.
Если какая-либо пара сядет напротив, придется всю дорогу до Нью-Йорка, несколько часов кряду, с глупейшим ощущением неловкости пялить глаза друг на друга, что едва ли приятнее — отгородиться барьерами газетных листов. Но искать по всему поезду, не найдется ли еще где-нибудь свободного места, тоже нет смысла.
Нормана, кажется, все это ничуть не трогало, и Ливи немножко огорчилась. Обычно они на все отзываются одинаково. Именно поэтому, как уверяет Норман, он и по сей день нимало не сомневается, что правильно выбрал себе жену.
"Мы подходим друг другу, Ливи, это главное, — говорил он. — Когда решаешь головоломку и один кусочек в точности подошел к другому, значит, он-то здесь и нужен. Никакой другой не подойдет. Ну а мне не подойдет никакая другая женщина".
А она смеется и отвечает:
"Если бы в этот день ты не сел в трамвай, мы бы, наверное, никогда бы и не встретились. Что бы ты тогда делал?"
"Остался бы холостяком, разумеется. И потом, не в тот день, так в другой, все равно я бы познакомился бы с тобой через Жоржетту".
"Тогда все вышло бы по-другому".
"Нет, так же".
"Нет, не так. И потом, Жоржетта ни за что бы меня с тобой не познакомила. Она тебя приберегала для себя и уж постаралась бы не обзаводиться соперницей, не тот у нее характер".
"Что за чепуха".
И тут Ливи — в который уже раз — спросила:
— Слушай, Норман, а что если бы ты пришел на угол минутой позже и сел бы не в тот трамвай, а в следующий? Как по-твоему, что бы тогда было?
— А что если у всех рыб выросли крылья и они улетели бы на высокие горы? Что бы мы тогда ели по пятницам?
Но они тогда все-таки сели в тот самый трамвай, и у рыб не растут крылья, а потому они уже пять лет женаты и по пятницам едят рыбу. И так как они женаты уже целых пять лет, они решили это отпраздновать и едут на неделю в Нью-Йорк.
Тут она вернулась к настоящему:
— Неудачные нам все-таки попались места.
— Да, верно, — сказал Норман. — Но ведь напротив пока никого нет, так что мы более или менее одни хотя бы до Провиденса.
Но Ливи это не утешило, и недаром она огорчалась: по проходу шагал маленький кругленький человечек. Откуда он, спрашивается, взялся? Поезд прошел уже полпути между Бостоном и Провиденсом. Если этот человечек раньше где-то сидел, чего ради ему вздумалось менять место? Ливи достала пудреницу и погляделась в зеркало. Если не обращать внимания на этого коротышку, может, он еще и пройдет мимо. И она поправила свои светло-каштановые волосы, которые чуточку растрепались, пока они с Норманом бежали к поезду, и принялась изучать в зеркальце голубые глаза и маленький пухлый рот — Норман уверяет, что губы ее всегда сложены для поцелуя.
Недурно, подумала она, глядя на свое отражение.
Потом она подняла глаза — тот человечек уже сидел напротив. Он встретился с нею взглядом и широко улыбнулся. От улыбки во все стороны разбежались морщинки. Он поспешно стянул шляпу и положил ее на свой багаж — маленький черный ящичек. Тотчас на голове у него вокруг голой, как пустыня, лысины вздыбился венчик седых волос.
Ливи невольно улыбнулась в ответ, но тут взгляд ее снова упал на черный ящик — и улыбка угасла. Она тронула Нормана за локоть.
Норман поднял глаза от газеты. Брови у него такие грозные — черные, сросшиеся, — что впору испугаться. Но темные глаза из-под этих бровей глянули на нее, как всегда, и ласково и словно бы чуть насмешливо.
— Что случилось? — спросил Норман. На человечка напротив он не взглянул.
Кивком, потом рукой Ливи пыталась незаметно показать, что именно ее поразило. Но толстяк не сводил с нее глаз, и она почувствовала себя преглупо, потому что Норман только уставился на нее, ничего не понимая. Наконец она притянула его к себе и шепнула на ухо:
— Ты разве не видишь? Смотри, что написано у него на ящике.
И сама посмотрела еще раз. Да, так и есть. Надпись была не очень заметна, но свет падал вкось, и на черном фоне виднелось блестящее пятно, а на нем старательно, округлым почерком выведено:
ЧТО ЕСЛИ
Человечек снова улыбался. Он торопливо закивал и несколько раз кряду ткнул пальцем в эту надпись, а потом себе в грудь.
Норман повернулся к жене, а потом сказал тихонько: