— По-видимому, да. Во всяком случае, в здешнем море.
— Вундербар![3] — сказал он. — Но в остальном мире дела идут плохо и пойдут еще хуже, если мы не дадим им вашего спасительного средства.
— И как можно быстрее!
Кауфман кивнул.
— Так я и думал! — Он понизил голос. — Знаете, профессор, мадемуазель Гамбуль не собиралась ничего предпринимать, пока мир не согласился бы на ее условия — возмутительные, неслыханные условия! Но, конечно, она была психически больна. Вы знаете, что она собственноручно убила Салима? Застрелила его? О, она была одержимой. И продолжала бы тянуть время, пока мы все не погибли бы.
Дауни холодно посмотрела на него.
— Вполне возможно, что мы все и погибнем.
Кауфман нервно облизнул губы и, сняв очки, принялся их протирать.
— Лондон обращался к нам по радио. Я отвечу им, как только будет восстановлена связь. И докажу, что мы можем помочь всему миру — на первом же самолете профессор Нилсон отвезет в Лондон ваше сообщение об антибактерии.
Он заметил ее удивление и, надев очки, ответил с торжеством:
— Да-да. Я давно знал о том, что профессор Нилсон здесь. Он может не поверить мне. Он еще не понимает, что я просто деловой человек, а хорошие деловые люди умеют видеть за несчастьями счастливое будущее.
Дауни не сумела скрыть радости.
— Значит, Нилсон сможет приступить к организации распределения антибактерий по всему миру?
Кауфман досадливо покачал головой.
— Не все сразу, не все сразу! — сказал он. — Когда будет предложена настоящая цена. Я же объяснил вам, что я деловой человек.
Он пошел к двери. Улыбка исчезла с его липа.
— Чтобы через час ваше отпечатанное на машинке сообщение было готово!
Некоторое время Мадлен Дауни продолжала машинально работать. Она даже от Кауфмана не ожидала, что он будет торговаться, когда речь шла и о его собственной жизни.
Потом она отправилась в машинный корпус, чтобы с кем-нибудь посоветоваться. Стекла в дверях были разбиты, пострадала охладительная башня, но машинный зал был цел и невредим. Охранников нигде не было видно, но из комнаты отдыха к ней вышел техник. Он сказал, что не знает, где сейчас может быть доктор Флеминг, а Абу Зеки сразу же после первой бури уехал домой узнать, что с его семьей.
Дауни поблагодарила его и пошла в лазарет.
Сиделка загородила выбитые окна ширмами. Она с облегчением улыбнулась, увидев входящую Дауни.
— Мисс Андре спала и не слышала бури, — сообщила она шепотом. — По-моему, ей немного легче.
Дауни села рядом с кроватью. Сиделка была права: даже в полусвете было видно, что лицо Андре было не таким землисто-бледным, как раньше.
— Что-нибудь… что-нибудь получилось? — спросила Андре, не пошевелившись и не открывая глаз.
Дауни взяла ее исхудалую руку в свои.
— Да! Барограф в лаборатории показывает, что давление непрерывно повышается. До каких пор это будет продолжаться, я не знаю.
Андре попыталась приподняться.
— В план не входило, чтобы мы… — она бессильно откинулась на подушку. — Я пыталась убедить ее. Но она не стала слушать. Она была здесь вчера вечером. Я говорила ей, чтобы она верила мне, а не машине. Но…
— Вы говорите о Гамбуль? — мягко перебила Дауни. — Она погибла во время бури, Андре. Теперь всем командует Кауфман.
Андре медленно кивнула, словно это ей было известно. Ее пальцы попытались сжать руку Дауни.
— Вы мне верите? — прошептала она.
Дауни кивнула. Андре выпустила ее руку и закрыла глаза.
— Расскажите мне обо всем, что произошло, и я скажу вам, что нужно делать.
Дауни насколько могла кратко изложила положение вещей. Она продолжала объяснять, хотя ей показалось, что Андре потеряла сознание или уснула — настолько неподвижно лежала девушка. Но через две минуты Андре заговорила тихо и монотонно.
Дауни слушала, стараясь не пропустить ни слова. Ответственность, которую возлагала на нее Андре, была чудовищной. Но эта ответственность, и пугая, обнадеживала: логический, разумно обоснованный план действий не мог не привлечь Дауни, которая в первую очередь была ученым. Когда Андре умолкла, Дауни произнесла только одну фразу:
— Я немедленно этим займусь.
Полчаса спустя она была уже у президентского дворца и требовала, чтобы ее провели к президенту. Она приехала одна на уцелевшем автомобиле, который нашла на интелевской стоянке. Правда, за рулем она в последний раз сидела еще в студенческие годы, но прихотливые кривые, которые выписывала машина, объяснялись и тем, что шоссе во многих местах было повреждено и засыпано обломками. Обычная интелевская охрана перед дворцом отсутствовала.