Взгляд мой случайно упал на экземпляр «Красного курьера», торчавший из кармана моего пальто, и в глаза мне бросился сенсационный заголовок:
КАПУСТЕ УГРОЖАЕТ ГИБЕЛЬ ОТ ХОЛОДА
а ниже — заметка следующего содержания:
«Конюх Валентий Капуста из деревни Рудка (имение достославной графини Котлубай) обратился в полицию с заявлением, что убежал из дому его сын Болек, восьми лет, нос картошкой, волосы русые. Как установила полиция, мальчик убежал, потому что отец в пьяном виде порол его ремнем, а мать морила голодом (к сожалению, распространенное явление в эпоху господствующего кризиса). Есть опасения, что мальчик может замерзнуть насмерть, блуждая по полям во время осенней непогоды».
«Тссс,— зашипел я,— тссс...» — и посмотрел в окно — на поля, затянутые тонкой сеткой дождя.
Я вернулся в столовую, где огромное серебряное блюдо зияло голым дном с остатками капусты. В то же время живот у графини выглядел так, будто она была на седьмом месяце, барон прямо-таки вонзал в тарелку свое орудие еды, а старая маркиза неутомимо жевала, работая челюстями поистине, скажу я вам, как корова!
«Божественно, дивно,— повторяли они,— великолепно, несравненно!»
Окончательно сбитый с толку, я еще раз попробовал капусту — обдуманно и внимательно, но напрасно старался обнаружить в ней что-нибудь такое, что хотя бы отчасти объясняло неправдоподобное поведение почтенного собрания. Несколько пристыженный, я робко кашлянул
«Что же вы в ней находите?» — «Ха-ха-ха, он еще спрашивает!» — громко захохотал барон и продолжал уписывать за обе щеки, находясь, очевидно, в превосходном расположении духа. «Неужели вы в самом деле не чувствуете... молодой человек?» — спросила маркиза, ни на секунду не прекращая процесс пережевывания. «Вы не гурман,— изрек барон с оттенком вежливого сочувствия,— а я... Et moi, je ne suis pas gastronome, je suis gastrosophe![6]» И, если только мне не показалось, по мере того, как барон произносил французскую тираду, он раздувался, словно пузырь, так что последнее слово
Возвращаясь к тому, что Прекрасно...
Что за потешный новичок!
Совсем не смыслит он ни в чем!
Не то красиво, что искусно,
А то, что вкусно, вкусно, вкусно!
Теперь, надеюсь, понял ты —
Вкус! Вкус! Хороший вкус — вот признак красоты!»
«Браво! — закричала графиня, и маркиза вторила ей, обнажая десны в старческом смехе.— Браво! Cocasse! Charmant![9]» — «Но мне кажется, что это... это не так...» — пробормотал я, и мой обалделый вид вряд ли соответствовал моему фрачному костюму. «Мы, аристократы,— маркиза, любезно наклонилась ко мне,— в узком кругу исповедуем абсолютную свободу поведения и в эти минуты, как вы может быть, слышали, употребляем даже иногда грубые выражения и бываем фривольными, а нередко и своеобразно вульгарными. Но не спешите падать в обморок! С нами надо свыкнуться!» — «Не такие уж мы страшные,— добавил барон покровительственно,— хотя нашу вульгарность труднее освоить, чем нашу изысканность!» — «Нет, нет, мы не страшные! — пропищала графиня.— Мы никого не едим живьем!» — «Никого не съедаем, за исключением...» — «Кроме!..» — «Fi donc[10], ха-ха-ха!» — Они буквально взорвались смехом и стали швырять вверх вышитые подушки. Графиня запела:
Да, да,
Я вам клянусь:
Во всем необходим всегда Хороший тонкий вкус!
Чтоб раки были хороши, помучить нужно их слегка.
Чтоб накопил солидный жир — чуть-чуть подразним индюка. Вам губ моих известен вкус?
Но если — вот беда! —
У кого-то иной, чем у нас, вкус —
С тем не будем на «ты» никогда!
«Но, графиня...— прошептал я.— Горошек, морковка, сельдерей, кольраби».— «Цветная капуста!» — дополнил барон, подозрительно закашлявшись. «Вот именно! — сказал я в полном замешательстве.— Вот именно! Капуста!.. Капуста... пост... вегетарианские... овощи...» — «Ну, так как же - вкусная капуста? А? Xороша? А? Надеюсь, до вас
наконец, дошел вкус этой капусты ?»
Что за тон? Сколько в нем покровительственности, сколько едва заметного, но угрожающего барского раздражения! Я начал заикаться, я не знал, что ответить, да и что тут можно возразить? — а как подтвердить? — и тут (о, я бы никогда не поверил, что столь благородная, гуманная личность, брат поэта, сможет до такой степени дать почувствовать, что барская ласка капризна, как майская погода!) - и тут, развалившись в кресле и поглаживая свою длинную ногу, унаследованную от княгини Пстрычиньской, он произнес тоном, который буквально уничтожил меня: