«Лёгких путей не бывает», – сколько раз в жизни Матвей сам говорил эту фразу, но сил бороться больше нет. И не сил, скорее, а желания. Внутри поселился вакуум, который требовалось заполнить добрым и вечным. «Вот ведь Геля!» – Матвей выдвинул ящик стола и наткнулся на маленькую икону Иисуса Христа. Она принадлежала ещё его маме. Закрыл глаза и задержал дыхание. В воспламененном мозгу пронеслось давно забытое: «Отче наш, иже еси на небесех…» Матвей прошёл в гардеробную и скинул официальный костюм, в котором ещё час назад собирался отправиться в мир иной. Он надел джинсы, чёрный кашемировый свитер, кожаную куртку, кинул в дорожную сумку документы, бритву, смену белья и вернулся в кабинет. Сердце ухало, как филин в ночи, но тело будто потеряло в весе. Матвей убрал пистолет в кобуру и надел её на ремень, фото и блокнот положил в карман сумки.
У ворот Матвей оглянулся. В свете фонаря дом показался чужим. Он и правда стал чужим. Ирина за спиной Матвея продала его. «Может ты и правильно сделала, что избавилась от него его. Мы никогда не были здесь счастливы. Я отдал бы жизнь, чтобы отмотать лет двадцать назад и вернуться с тобой в маленькую комнату на Лиговке». Матвей дрожащими руками запер калитку, зашвырнул ключ в кусты и, подняв воротник, быстро зашагал к шоссе.
Глава 2
Непростую историю доктора Равика Геля сегодня не читала. Она устыдилась невольного вранья, погладила шероховатую обложку книги и вернулась в комнату. Светозар лежал на постели голый, закинув руки за голову. В полумраке мигающей новогодней гирлянды, его тощее белесое тело смотрелось забытой мартовской ёлкой. «С ребятами на гастролях порой приходилось переодеваться в одной комнате, но как может не манить тело будущего мужа? О, боги! У меня больше не поворачивается язык назвать его любимым. И это мой первый раз?! Хорошо, что у него ничего не вышло. Да мы просто созданы друг для друга!». – Геля подняла с пола ажурный комплект белья, купленный в Японии для особого случая.
– Что так долго? Давай ложись. Попробуем сейчас по-другому пробить твою броню. – Светозар повернулся на бок и похлопал ладонью по смятой простыне.
– Отцу плохо, – Геля выдернула из розетки вилку гирлянды и включила большой свет. – Отвези меня в Зеленогорск, пожалуйста.
– А что с отцом? – Светозар закатил глаза и перекатился обратно на спину.
– Боюсь, опять сердце прихватило.
– Боишься или прихватило?
– Боюсь! Он ведь не скажет никогда. Бракозябрик, давай прокатимся, пожалуйста.
– Сделай мне хорошо и прокатимся, – Светозар глазами указал на свое мужское достоинство.
– Что ты имеешь ввиду? – Кровь прилила к щекам Гели.
– У меня спермотоксикоз уже, вот что, – разозлился Светозар. – Давай попробуем познать тебя с другой стороны.
Гелю будто кинули в ледяную прорубь.
– Уходи! – Она потуже затянула пояс на шелковом халате.
– Уверена? – Светозар сел на постели и с вызовом взглянул на неё.
– Пошел вон! – Геля вышла из комнаты и закрылась в ванной, задыхаясь от возмущения. Возмутительное предложение Светозара эхом повторялось в голове.
Хлопнула входная дверь, и Геля выдохнула. Она взглянула на красное кружево белья и хотела уже бросить в корзину для стирки, но передумала и надела его. Вытянувшись в коридоре перед зеркалом, Геля придирчиво осмотрела свое подтянутое, без единого волоска тело: «Раз любовь сама меня найдёт, к особым случаям больше не готовлюсь. Мне ведь еще даже не четвертак. Отец сто раз прав». Она сняла трубку с базы и набрала его номер. В ответ понеслись бесконечные длинные гудки. Геля бросилась в комнату и, выудив из шкафа джинсы и шелковую майку, поспешно оделась. Вновь позвонила отцу, вслушиваясь в печальную монотонность гудков.
В носу защекотал аромат лаванды. Проблемы множились, как клетки зелёных водорослей, и безмятежный запах лиловых полей больше не казался уместным этой ночью. Геля задула аромалампу и машинально брызнула на запястья любимые духи.
Геля редко приезжала к родителям, поэтому отец сам изредка наведывался в маленькую квартиру у метро «Пионерская». За чаем они вспоминали, как жили раньше и делились сокровенным. Но последние полгода отец жаловался на сердце – ссоры с матерью, неурядицы на работе, и семейные посиделки прекратились вовсе. Нечастые звонки отца превратились в исповеди. Геля, стараясь не грузить его передрягами, навалившимися после потери работы, становясь немым слушателем. Два месяца назад отец обмолвился, что Ирина уехала к подруге. После мрачного «всё хорошо», Геля помчалась к нему и едва успела. Отец лежал без сознания на полу кабинета, сжимая в кулаке флакончик сердечных пилюль. Первый инфаркт. Хорошо ещё, «скорая» быстро приехала.