– А почему дед мой может меня убить? – неожиданно спросил Юра того милиционера, с которым он с последним говорил, – если учитывать, что его "похоронили", пытаясь "надуть милицию".
– Потому что он маньяк-убийца, – ответил тот каким-то хладнокровным-страшным голосом. – Три года назад на Морском кладбище была обнаружена разрытая его могила. Ни тела – ни гроба, даже памятника и того не было. После чего и потянулись друг за другом достоверные факты. Непонятно только, как этот Василий Иванович пролежал под землёй 13 лет!… – И он глубоко задумался, как будто три последние года его зациклило только на этом и он до сих пор не мог прийти в себя, и долго ещё не сможет.
– Но разве вам не кажется, что это просто ПОЛНАЯ ЧУШЬ? – устало произнёс Юра; не спросил, а произнёс.
– Нет, не кажется, – ответил за него другой. – Как ни странно, но мы все любому можем признаться в том, что мы крещёные. И я умоляю тебя, парень, не надо так скептически ко всему относиться. Последнее время у нас в городе происходит очень много странного. Причём иногда происходят такие вещи, что у героев твоих "страшных рассказов" повяли бы уши. Так-то. Но, даже если ты сильно нас попросишь, рассказывать ничего из происходящего мы тебе всё равно не будем.
– Решу, что вы свихнулись? – поинтересовался Юра.
– Возможно, – ответил тот. – А возможно, что решишь, что – например – ты свихнулся… Если по-настоящему не свихнёшься.
Всё, больше они не разговаривали, а так и ехали молча, пока не приехали.
Потом они вчетвером начали переворачивать весь чердак, поскольку того огромного, исписанного мелким почерком листа на чердаке нигде не оказалось, хоть Юра и точно помнил, как свои пять пальцев, что оставлял лист на чердаке и никуда его не девал.
– Так может всё-таки тот парень его и забрал? – пятый или десятый раз задал им Юрий один и тот же вопрос, пока они тщетно надрывались, перерывая всё вверх дном.
– Ну мы же его посадили уже! – десятый или двадцатый раз повторяли они ему ответ на вопрос.
Так милиционеры и уехали ни с чем, оставив Юрия Владивостоцкого наедине с самим собой.
И Юрий аж подпрыгнул от переполнявшего его счастья: наконец-то!… Наконец-то он смог сесть за свой рабочий стол и начать барабанить по клавишам "Макинтоша", даже и не обращая внимания, на какие клавиши нажимает и что за текст вырисовывается на мониторе. Давным-давно клавиатура его компьютера отлетала у него от зубов и он мог, как Моцарт, "играть на пианино с завязанными глазами". Пальцы его сами работали как заведённые, и, если внимания на них не обращать, то необходимо было обращать внимание только на то, какие мысли появляются у него в голове, чтоб не дай Бог на дисплей не проскользнуло ничего лишнего. Но в этот раз он смотрел на рядок книг Стивена Кинга, выстроившихся как талисман над столом с компьютером, только потому что знал что писать и мог смотреть куда угодно, только не на вырисовывающийся текст…
Но… он сам не ожидал, что так неожиданно прервётся: взгляд его случайно упал на монитор… и ВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕМОЁ уже наполняло весь экран трёх минут работы Юрия за клавиатурой.
"Верни мне моё"… Что это значит?… Совпадение, или… Ведь нельзя же ТАК ошибиться: допустить такую ОПЕЧАТКУ.
Однако, Юрий в следующий раз уже был повнимательнее и поглядывал на монитор, а не куда попало.
Вообще, до этого Юра собирался написать о сумасшедшем старике, посланным его (Юры) покойным дедом за героем этого рассказа, и о свихнувшихся милиционерах, которых давно уже пора бы уволить по инвалидности и отправить в профилакторий, на улицу Шепеткова. Но написал он совсем о другом… Сам не понимая, почему, но рассказ изменился ("секрет в рассказе, а не в рассказчике" давно стало для него девизом это знаменитое изречение его кумира и учителя, Стивена Кинга), как будто Юрий во время написания нашёл более интересную тему, чем "свихнувшийся город".
Всю ночь и всё утро барабанил он по клавишам, так, что те аж нагреваться начали, но не на секунду не оторвался, пока не дописал до конца рассказ "Цирковой медведь" (рабочее название).
Написал он о Владивостокском цирке; как полгорода собралось туда на супершоу: "На манеже десятиметровый медведь-гигант! Говорящий человеческим голосом медведь! Не пропустите это ЗРЕЛИЩЕ!!!" И зрелище стоило того, когда выкатили повозку со смирным гигантом. Подумать только – гигант добрее дельфина, обрадовавшийся такому неимоверному наплыву народа и заревевший "Привеееет, Владивостооок!!" Так и прошло бы шоу, если б "что-то" не изменилось внутри медведя и он не перестал бы рассказывать Самые Смешные анекдоты. Но… свой последний анекдот ОН закончил словами "… и пошли вы все на х…й!"…Медведь взбесился и бросился на публику, десятерых или двадцатерых успев уже затолкать в свою полуметровую пасть. Он хватал народ горстями. Началась сильная паника: кучи до смерти перепуганных людей кинулись ко всем выходам. По медведю открыли огонь, но тот был словно каким-то киборгом (биороботом) – на него ничего не действовало. Но что было самое страшное, это что двери цирка не открывались: нельзя было ни войти не выйти. Юрий хотел закончить рассказ тем, что всё-таки с трудом, но двери поддались напору толпы и большая часть участников шоу всё же спаслась, но двери так и не поддались, – рассказ писался сам, вне зависимости от воли автора, – и медведь сожрал всех до единого. Потом на секунду остановился, громко рыгнул и разнёс одним ударом стену цирка, чтоб вырваться на улицу, как будто этого медведя одолел приступ клаустрофобии. На этом рассказ и закончился.
И Юрий тут же включил принтер и отпечатал шесть листов, даже и не став проверять ошибки и проводить работку текста. После чего он, сложив всё в целлофановый мешок, прыгнул в "Хонду", пригнанную прошлым вечером милиционерами раньше чем он вернулся домой на Уазе с "группой захвата". Он мчался в редакцию, ему нетерпелось похвастаться своей молниеносной-рекордной работой – широкоформатной новеллой, написанной за одну ночь (!).
– Вот здорово! – воскликнул редактор, после того как Юра ему всё рассказал о своей последней работе. – Давай, почитаю! – И он бросив все до единого свои дела, уселся в передвижной стул и начал читать. Юрий тем временем двинулся в сторону бильярдной комнаты, чтоб хоть как-то убить эту часть приятного времени.
– Юран! – остановил его на полпути этот тридцатилетний редактор, – погоди-ка на секунду.
Юрий остановился перед порогом в бильярдную и вернулся назад. – Ошибок наделал?
– Каких ошибок?! – слегка повысил тот голос, подёрнутый лёгким удивлением. – Ты чё мне приволок? – сунул он автору в руки его шесть листов.
– Нормальный рассказ, – пожал тот плечами, ничего не понимая, и читая название… "ДОРОГОЙ КОРЕШ!" и ниже:
"позволь изложить тебе некоторые детали. Понять тебе это будет также несложно, как понять собственную задницу и собственное дерьмо. Да и вообще, ты вроде не дурак и должен уметь "въезжать". Въезжать, например, что больно, когда бьют; больно, когда тебя разрывают по кусочкам. Понимаешь, о чём я?… Я о… "вернимнемоёвернимнемоёверни… и т. д." Вот об этом я. Постарайся найти то, что ты потерял, пока тебе не стало донельзя хреново; пока я не "пошёл на рывок" (не совершил побег из своего "пионер-лагеря") и не вернулся на ЧЕРДАК. Будь так добр. И я не стану ТАК ЗОЛ.
Верни мне моё!
До встречи.
Я". И это всё, что можно было разобрать. Дальше шли сплошные абракадабры из букв, слов, предложений, знаков препинания и… то ли китайских, то ли корейских иероглифов.
– Что за дерьмо! – размышлял Юрий вслух, перетасовывая всё время свои шесть исписанных этой ночью листов. – Я же рассказ писал! Я текст проверял, я не отводил глаз от дисплея!… Что за хренотень?!