Медленно и бесшумно Юра подошёл к двери, сразу как стук повторился… Повторился он в настойчивом и упорном темпе, медленно и уверено: бум-бум-бум-бум. У Юрия почему-то ёкнуло сердце.
– Не стой под дверью, как сирота казанская, – донёсся из-за неё тот самый – низкий и неприятный голос, только теперь этот голос не был искажён телефоном, и в нём чувствовалась изрядная доля издёвки, к тебе же гости пришли. Открывай.
Но Юра, хоть сердце его и находилось уже неподалёку от пяток (он не ожидал, что ситуация сложится именно так), испуга решил не выказывать, хоть и понимал, что тот, кто стоит сейчас за дверью, наверняка видит его больше чем насквозь.
– А почему это я должен открывать? – не выказывал он того, что коленки его сейчас подрагивают.
– Ты предлагаешь мне это проделать? – осведомился приглушённый закрытой на замок дверью голос.
– Я думаю, мы могли бы с тобой поспорить, что при всей твоей успешности, у тебя это получилось бы весьма неплохо. – Юра и сам не понимал, чего он добивается: то ли тянет за хвост кота, то ли вполне уверенно пытается не допустить этого субъекта в свою рабочую комнату (и по свою душу).
– У меня весьма неплохо получится отправиться сейчас на чердак. А что будет дальше… решать твоему дому, его чердаку и – разумеется – тебе. Удовлетворит ли тебя подобная растасовка?
– Слушай, – решил Юра перейти на нормальный диалект, – объясни ты наконец толком, зачем тебе всё это, и что вообще происходит.
– Отдаймнемоёотдаймнемоёотдаймне… Как думаешь, что сие могло бы означать?
– Ты тот огромный исписанный лист ищешь? – ответил Юра.
– Уже нет, – сказал голос. – Понял, что бесполезно это. Но хотелось бы, знаешь ли, вернуть его назад. Однако, с помощью твоего чердака я мог бы написать кое-что новенькое; может быть и восстановить то "начало"… Хотя, я наверняка мог бы восстановить "посеянный" твоим разгильдяйством лист, может даже – улучшить. Если бы ты мне помог.
– Я не пойму, что тебе мешает, – разговаривал Юра с этим неприятным голосом уже как с человеком. – Залазь себе на чердак, да твори, как ты это делал тайком от меня. Зачем я должен уезжать из своего дома?
– Я не могу тебе сейчас это объяснить, – отвечал голос. – Ты можешь мне не поверить.
– Почему я могу тебе не поверить? – полюбопытствовал Юра.
– Потому, – дал голос полный ответ. – Я хочу околотить дом; так его изуродовать, чтоб даже мухи в него не залетали. Только тогда я смогу спокойно сидеть на чердаке и писать – писать. Ты ведь, я надеюсь, уже понял, что чердак этот непростой?
– И ты с помощью этого чердака стал непростым? – сказал Юра.
– Я много каким стал, – ответил голос. – А может и был таким всегда. С моей точки зрения, для тебя это не важно.
– Ну хорошо, – согласился он с тем, что для него это неважно. – А ты уверен, что после того как ты околотишь мой дом досками, в него ни единая душа не войдёт?
– Возможно, что и не войдёт, – опять отвечал тот неопределённо. – Возможно, этот дом будет наводить на людей ужас; возможно, кому-нибудь взбредёт в голову его снести, но у него не получится снести этот дом. Возможно. А я буду как ни в чём не бывало сидеть на чердаке и заниматься написанием всё новых и новых рассказов, повестей и романов. А ты будешь первым, кто прочтёт каждый из них. Это такие вещи, на которые не надо ни редактора ни хрена кошачьего; полностью готовые к печати. И, поскольку творить я буду круглосуточно, то писаться большой и толстый роман будет в течении двух-трёх недель, не больше. Многие вещи я если буду выпускать под псевдонимом Юрий Владский, как тебе это понравится?
– Сначала мне нужно поверить во всё это, – ответил "Юрий Владский".
– Это твоё личное право, – сказал Юрию голос. – Только заметь, что уже половина одиннадцатого. Полночь нагрянет беспощадно. А во всех твоих мистических сказках полночь – не очень приятное время.
– А причём здесь сказки? – не понял Юра.
– Можешь считать, что не причём, – ответил голос. – Но когда эти полтора часа пройдут… – и он недоговорил, словно боялся того ужаса, о котором собрался оповестить Юрия.
– Логичнее всего мне сейчас открыть дверь, – не поинтересовался Юрий, а просто произнёс.
– Ты прав, – раздался из-за двери спокойный тон.
– Только я не знаю, что ты собой представляешь, – откровенничал Юра. – Ты сейчас напоминаешь мне волка, который стоит под дверью и ждёт, когда же семь козлят откроют её ему. Вдруг ты ворвёшься ко мне с топором и утопишь его в моих мозгах. Хрен тебя знает!
– Слушай, дружок, – устало заговорил голос, – если б мне надо было тебя убить, то ты б давно уже валялся на 14-м километре. Просто, пойми ты меня: всё изменилось после того как ты поднялся на чердак. Не стоило тебе этого делать. 16 лет я творил, никому не мешал, а как ты залез, то всё и изменилось: появились менты какие-то, объявили на меня розыск; вещи странные начали происходить… Я бы даже сказал, ужасные – кошмарные вещи. Но, раз ты залез на этот чердак, то делай лучше как тебе советуют; больше я душе твоей ничего пожелать не могу.
– Но ведь вещи эти происходили ещё до того как я залез на чердак, – не соглашался с ним Юрий, – мне менты рассказывали…
– Прими "лепет ментов" за бред сумасшедшего, – посоветовал ему на это голос, – и считай, что "вещи" начали происходить в тот момент, как ты залез на чердак.
– Мне было бы проще принять тебя за бред сумасшедшего, – сказал ему Юра.
– А себя? – отпарировал тот. – Ты уверен, что труба твоего дома способна удержать чердак на месте?… Уверен ли ты, что вообще никогда – в этой жизни – с ума не сойдёшь?
– Значит так, – пришёл Юра к выводу, – самый для меня реальный сейчас выход, это дождаться двенадцати часов ночи. Если судить по твоим рассуждениям, в полночь начинается новая градация. Правильно?
– Ты думаешь, что ты дождёшься до полуночи? – полюбопытствовал тот с лёгкой усмешкой в голосе.
– До вечера же я дождался, постараюсь и до полуночи дотянуть. Во всяком случае, пока ничего не происходит.
– Ты в этом уверен? Я бы на твоём месте не стал так говорить. Вокруг много чего может происходить, ты ведь не видишь всего этого из своей комнатушки. А "ждать – беду накликать", существовал ли у тебя когда-нибудь такой девиз?
– Всё равно, дверь я тебе не открою, – заявил ему Юрий.
– А мне и не надо дверь открывать, – сказал ему голос. – Если вдуматься. Ты вдумайся: может я здесь стою перед твоей дверью как раз для того, чтоб задержать тебя до полуночи. А?
– Я не думаю, – произнёс Юра.
– Напрасно не думаешь. Может быть, сегодняшняя полночь способна сыграть какую-нибудь СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННУЮ роль, и я для того – а наверняка я не один – разработал некий грандиозный план. А? Так что сиди, дожидайся. Уже около часа ждать осталось. Не открывай! Не в коем случае не открывай мне дверь. А я пока отправлюсь на чердак, если ты не возражаешь; за час я успею написать пару рассказиков. А тебе я почитать их не дам, хоть ты лопни.
– А если я тебе открою сейчас эту дверь, – произнёс Юра, – то тогда почитать мне их ты дашь?
– Нет, Юрок, – начал голос удаляться, – всё уже поздно. На меня налетело вдохновение. А ты воспользуйся лучше телефоном. – Слово "телефоном" он прокричал, поскольку его голос уже не было слышно.
И Юру словно осенило: телефон!! Единственный телефон располагался не где-нибудь, а именно в Юриной рабочей комнате, если его "моторола" осталась в другой. И как он о нём не вспомнил, пока стоял и болтал с этим "голосом"?
В мгновение ока он подлетел к телефону… Но трубку поднял очень хладнокровно, уверенный что телефонный кабель (как это показывают по "видику" американские фильмы) перерублен "голосом"… Но едва поднял Юра трубку, как тут же успокоился: с телефоном всё было в порядке и он мог уже смело набирать номер.
Последовало несколько долгих гудков, после того как Юрий набрал номер редактора Каплева (Юрий надеялся не на то, что его на этот раз не разыграют, посоветовав ему уезжать пока не поздно, "пока труба всё ещё в состоянии удерживать на месте чердак и "Писаку", что расселся там как х…й на именинах", а надеялся на то, что "раз на раз не приходится"), после которых раздался женский механический голос автоответчика: "вы набрали телефон: 666666. Оставьте сообщение после гудка". – И раздался гудок.