– Залазь, – сказал он одевшемуся Юрию, открыв торцевую дверь "уаза", ведущую в узкую кабинку, в которой обычно "клиентов" доставляют в отделения. И Юрий молча залез. Он, конечно, мог бы задать пару вопросов, но он на пляже был один, если не считать завязывающей сзади лифчик Аллы, и они могли бы применить силу и расценить это потом, как "сопротивление". Он, как художник, имел способность расценивать разные вещи и жизненные ситуации.
Дверца за ним захлопнулась и всё – летний вечер погрузился во мрак, и Юра уже не слышал, что там происходило между Аллой и милиционерами. С детства он отличался приличной трусостью и слабохарактерностью, так что ему очень часто приходилось "надевать маску". Но сейчас, в кабинке уаза, он бы наверняка услышал, если б за её пределами начало происходить нечто странное; крики-то Аллы он наверняка услышал бы. Но, судя по доносившимся с пляжа звукам, ничего особенного не происходило: слышался спокойный голос Аллы (она отвечала им на какие-то вопросы), потом задняя дверца "уаза" захлопнулась, и автомобиль тронулся с места, в то время как двигатель его "хонды" заработал… Благо, что эти ублюдки хоть дали ему одеться, а не повезли в одних плавках.
Около получаса УАЗ гнал на повышенных скоростях, пока не остановился у двери отделения милиции и через несколько секунд дверь, отделяющая Юрия от свободы, открылась и выпустила его на свежий воздух.
– Пошли, – легонько толкнул его в спину сопровождающий милиционер, заводя в дверь отделения.
"Слава богу, что это не восемнадцатиэтажный дом, – подумалось в это время Юрию, едва он вспомнил некоторые детали из прочитанного утром "начала" произведения, и проходя мимо задней дверцы "уаза", он увидел сидевшую там между двумя здоровяками Аллу, – и над входом не висит чистенькая-свеженькая табличка (такая же новенькая, как та телефонная будка – мусорное окно…), извещающая, что это ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ 13…"
– Ну, рассказывай, – обратился к нему один из сопровождающих, после того как его (Юрия) ввели в помещение отделения и механическая дверь захлопнулась за ещё двумя вошедшими милиционерами, Аллы среди которых не было. – Чувствуй себя как на духу.
– И что же мне рассказывать? – поинтересовался Юрий.
– Девчонку где снял? – ответили ему.
– Это она сказала, что я "снял" её? – опять спросил Юрий.
– Много вопросов задаёшь, – сказали ему, дожидаясь ответа на свой.
– Вы выражения-то выбирайте, – отвечал он. – "Снял"! Она моя невеста…
– Ну, это ты в другом месте будешь на уши вешать, – перебили его. – А здесь ты нам чистосердечно признаешься во всех своих проступках.
– В каких ещё проступках? – никак не мог уразуметь он.
– Изнасилование, – медленно, почти по слогам, проговорил ему допрашивающий.
– Что?! – У него от удивления аж чуть челюсть не отвисла.
– Сексуальное насилие над несовершеннолетними, – повторили ему как плохо слышащему.
– Несовершеннолетними?! – теперь он был уже изумлён. – Во-первых, ей 19 лет…
– Это она тебе сказала, – перебили его. – А по документам ей послезавтра 18 исполняется.
У Юрия не было слов.
– Сейчас она напишет заявление, – говорили ему, – мы составим протокольчик, и твоё "чистосердечное" уже припоздает. Так что садись-ка и напиши всё, пока не поздно – пока тебе совсем хреново не стало.
– Я не знаю, чего вы хотите, – говорил Юрий, не зная, чего другого говорить, – но изнасилования никакого не было.
– А если тебя побить немного? – поинтересовались у него милиционеры. – А может пару пыток провести, и твой язычок всё-таки развяжется?
Но тут, через пластиковую стену, Юрий увидел как в открывшуюся дверь вошла Алла в сопровождении милиционера, направляющаяся в сторону входа в помещение, где Юрия допрашивали.
– Что они у тебя спрашивали? – вошла она как хозяйка, меряя окружающих их милиционеров злобными взглядами. – Эти идиоты решили, что ты изнасиловал меня и заставляли меня написать заявление!
– На "диких" пляжах очень часто происходят…
– Разобраться сначала надо! – прокричала она этому встрявшему милиционеру, – а потом уже совать свой нос туда, куда собака не лезет х…
– Разобрались, – сказал ей дежурный. – Но ещё один вопросик остался. Вы, женщина, насколько я понимаю, отношения к этому не имеете.
– Да, – сказала она Юре, – про какого-то парня хотят тебя спросить. Расскажи им всё и они от тебя отвяжутся. А я тебе завтра позвоню. – И она удалилась из отделения, попрощавшись с ним (с Юрием).
– Про какого ещё парня? – нахмурил брови Юра, когда автоматическая дверь за Аллой захлопнулась.
– Недавно поступили сведения, что у тебя на чердаке…
– Давай лучше перейдём на "Вы", – перебил его Юрий, заметно побагровев от потери терпения этих фамильярностей, – мне так удобнее разговаривать.
– Ну хорошо, – согласился с ним допрашивающий. – Итак, нам поступила информация о том, что на чердаке Вашего дома прячется разыскиваемый преступник. И для Вас же лучше рассказать нам всё, что Вам об этом известно.
– Как это, прячется? – не понял Юра, решив, что его опять разыгрывают. – Это что, новый "прикол"?
– Не так чтобы, – ответил ему тот. – Но Вам об этом должно быть некоторое известно.
– Это почему же?
– Потому что сегодня этот разыскиваемый утерял у Вас на чердаке одну вещь и Вы должны были обязательно её обнаружить.
– Дорогие мои, – проговорил Юрий с усмешкой в голосе, – я на своём чердаке последний раз был 16 лет назад. Какие вопросы?
– Да, но сегодня утром был зафиксирован факт того, как Ваш дед, Василий Иванович, взбирался на чердак Вашего дома по лестнице. Это-то Вы не будете отрицать?
– Мой дед? – переспросил он, ошарашено оглядывая всех до единого милиционеров. – Мой дед шестнадцать лет назад… – вырвалось из его уст не то, что он собирался сказать, но его тут же перебили:
– Ничего подобного! Три года уже Ваш дед как отмечен в сводках милиции. За ним и убийства и грабежи и чего только нет, – говорил этот милиционер, пока другой вставлял кассету в видеоприёмник и на экране небольшого телевизорика Юрий мог разглядеть себя, обливаемого ливнем, в яркооранжевом комбинезоне, взбирающегося по деревянной лестнице на чердак и закрывающего следом за собой дверь; на этом месте запись и прервалась. – Сейчас очень много людей "умирает", – продолжал тот. – Их хоронят как положено, свидетельства о смерти получают. И всё! После этого за такими людьми тянется очень длинная цепочка преступлений. Но милицию не обманешь. Так что лучше рассказывайте всё как есть.
– Но это какая-то чудовищная ахинея, – бормотал Юрий, как сам с собой разговаривал. – Мой дед действительно…
– Да оставьте Вы в покое Вашего деда! – повысил тот голос. – До него мы ещё успеем добраться. Сейчас нас больше интересует тот писака, что живёт у Вас на чердаке. Недавно живёт. Позавчера "поселился".
– Писака? – переспросил тут же Юрий.
– Ну да, – отвечал тот. – Он проходил как-то лечение в психиатрической больнице, и врачи поставили ему диагноз под названием писака. Представляете себе? Но мы-то понимаем, что в комбинезоне этим утром были Вы, а не Ваш дед. Потому что дед Ваш Вас не узнает, если встретит. И может убить.
– Что Вы такое говорите?!
– Значит так, – сказал ему тот, – единственная Ваша теперешняя задача, это сказать нам, находили ли вы сегодня на чердаке большой лист, исписанный мелким-мелким почерком.
Вот тебе и раз! Юрий уже собрался этому милиционеру такого наговорить, но… вовремя одумался. И ответил:
– Да, по-моему, я этот листок там – на чердаке – и оставил.
– Едем немедленно, – отдал тот приказ сгрудившимся вокруг милиционерам. – Заодно и гражданина этого домой подкинем.
На улице тем временем уже здорово стемнело.
Юра залез в "уаз" уже не туда, где в этом "уазе" находился последний раз, а на мягкое креслице, вместе со всеми четырьмя милиционерами (какого чёрта они всей толпой собрались ехать за долбанным листом бумаги? – хотел бы он себя спросить, но в то же время понимал, что хороший "наряд" нужен везде; в любом деле. Не понимал он только единственного: какого чёрта тот наврал ему про деда?).