— То, что ты к красным ушел, я тебя за это не осуждаю, — сказал дядя Андрей, — сам был молодой, горячий, может и еще не такое бы учудил.
— Так получилось, — сказал я осторожно.
Объяснять мотивы поступков Митрия мне не хотелось.
— То, что случилось у вас на хуторе, я тоже не сразу узнал. Дом ваш на отшибе. Никто ничего не видел, не слышал. Я навел справки, узнал, какая часть армии Деникина проходила через ваши места. Догнали мы их уже в Ростове-на-Дону. Дал моим ребятам денег, они ходили по кабакам, солдат поили, осторожно расспрашивали. Случайно узнали, что одному солдату офицеры подарили серебряные часы, без всякой на то причины. Взяли этого солдата в оборот, напоили до бесчувствия, привезли ко мне. Солдат проспался, увидел, к кому попал, испугался, рассказал все не скрывая. Оказалось, они отстали от части, два офицера и солдат денщик. Наталья работала на огороде, день был жаркий, она одета легко, девка фигуристая, красивая, в доме больше никого не было. Изнасиловали и убили. Солдату подарили серебряные часы, наказали чтоб молчал. Мы с ребятами этой же ночью вошли в дом, где жили те два офицера, оглушили, на коней и в степь. Думал долго буду их мучить, кожу на спине ремнями резать. Офицеры, как только поняли, за что их взяли, в ногах валялись, пощады просили, скулили, обгадились оба. Не захотел об них руки марать. Обоих застрелил.
— Спасибо, дядя Андрей, — после паузы сказал я.
— Как твой отец на фронте погиб, я должен был за вами присматривать, как старший родственник, — сказал задумчиво дядя Андрей, — вот только из-за этих войн к вам на хутор приехал, когда Наталья погибла, а ты к красным ушел.
— Чего же с белыми остались, сами к красным не ушли? — спросил я.
— У красных меня сразу к стенке поставят, руки уже по локоть в крови. А с белыми мы лишь союзники. Вот возьмем Москву и обратно на Дон. Наши атаманы с Деникиным договорились. Создадим свою казацкую республику, будем жить, как нам заповедовали наши деды и прадеды, как казаки испокон веку живут, своей властью, своим обычаем.
— Это вряд ли, — невольно вырвалось у меня. Дядя Андрей внимательно на меня посмотрел, с таким прищуром, как через оптический прицел.
— Не веришь?
— Нет. Никому казацкая республика на Дону не нужна, ни красным, ни белым, а одним казакам не выстоять. Сомнут либо те, либо другие. Тем более, что по всему выходит, победят в этой войне красные.
— Это ты не видел, какая сила на красных прет, — уверенно сказал дядя Андрей, — осталось немного додавить их, здесь в степях под Царицыным, и побегут до самой Москвы, а может и до Петрограда.
— Не знаю, может ты и прав, — я не стал изображать из себя пророка перед «дядей». Кто знает, как он отреагирует, если я ему начнут рассказывать о ближайшем будущем, как рассказал друзьям Божены.
— А ты изменился, с тех пор, как я тебя видел в последний раз, — сказал дядя Андрей, — в степи, в толпе красноармейцев сразу узнал, а сейчас поговорил с тобой… Как будто совсем другой человек.
И сам себе ответил:
— Вот как война меняет характер человека.
Сам «дядя» с виду настоящий волчара: фигура мощная, движения гибкие, кошачьи, в каждом движении чувствуется сила опасного зверя, что не по нем, убьет не задумываясь.
У красных, конечно, знали биографию Дмитрия Пашкова, но никто не знал разных тонкостей, свойственных человеческой личности с детства: как ест, как пьет, как двигается, как говорит, какие слова чаще употребляет в речи и многое другое. Таких нюансов сотни. Людям, живущим долгое время рядом, в первую очередь родственникам, эти особенности близкого человека хорошо знакомы. Именно поэтому у красных мое появление в теле Мити никто не заметил. А вот «дядя», немного поговорил со мной и эти несоответствия с личностью своего племянника сразу обнаружил, но пока списал на войну. Тем более, что с Митрием они не виделись пять лет, а за это время человек действительно может сильно измениться, повзрослеть, приобрести новые привычки и манеру поведения.
— Чего плечо перевязано, ранен? — спросил «дядя».
— Один дезертир подстрелил, рана загноилась, лечился в городе в госпитале.
— Понятно. Ладно, раз пока раненый, побудешь при мне писарем. Писать и одной рукой можно. Почерк у тебя, я помню, хороший был.
Я промолчал. Хорошо, что успел потренироваться в каллиграфии и даже что-то стало получаться отдаленно напоминающее настоящий Митин почерк.
— Пошли спать. Нам в хате постелили, — дядя Андрей поднялся из-за стола. Я пошел за ним.
На улице было тепло, в меру прохладно. Не зря многие казаки предпочли устроиться на ночлег в саду. В хате, куда мы зашли с «дядей», было душно, но выбирать особо не приходилось. Похоже дядя пока не доверял вновь обретенному родственнику и решил держать меня поближе к себе под плотным присмотром. Мы улеглись на предоставленные нам места: дядя на кровать, я на длинный сундук у противоположной стены. Дядя, как только лег, сразу захрапел, а мне не спалось.