Забегая вперед, скажу, что я напрасно ждал какой-либо весточки от Татьяны. Может быть не смогла приехать в Саратов, или решила не связывать свою судьбу с человеком, подозреваемым в шпионаже…
В камере периодически менялись люди. Одних приводили, других уводили. В большинстве случаев народ держался сам по себе. Мало кто подходил с какими-либо вопросами или желанием затеять разговор с незнакомым человеком. Людей понять можно, доверять свои проблемы первому встречному в камере ЧеКа никто не хотел.
Как-то сидел прислонившись к стене, не спал, но находился в каком-то забытьи, в полудреме. Рядом со мной задев меня плечом на пол сел грузный мужчина.
— Молодой человек, — тихонько позвал он меня, — не подскажете, который час?
— Нет, не подскажу, — я посмотрел на сидящего рядом со мной мужчину. Характерная еврейская внешность: черные кудрявые волосы, выдающийся вперед нос, миндалевидные глаза, толстые чувственные губы.
— Вас то за что сюда посадили? — спросил я. — Все ваши нынче при власти, кто в ЧеКа, кто в правительстве.
— Я ювелир, — пояснил мужчина, — человек сугубо мирной профессии, ни в каких революциях не участвую. Увы, к сожалению, это не значит, что мне дадут спокойно заниматься своим делом. Деньги нужны всем и бандитам, и революционерам, и чекистам. А где их на всех взять бедному еврею?
— Все равно отберут, — сказал я.
— Вы военный, — мужчина кивнул на мою форму, — не знаете, что нас ожидает в ближайшем будущем?
— Знаю. Красные победят, будут строить социализм. Частную собственность отменят. Так что, если не хотите, чтобы вас постоянно таскали в ЧеКа, отдайте им все, что просят и устраивайтесь работать ювелиром на государственное предприятие.
— Спасибо, — с благодарностью в голосе сказал мужчина, — я обязательно подумаю над вашим советом.
— А вас за что задержали? — спросил он осторожно.
— Меня подозревают в шпионаже.
Мужчина испуганно замолчал, потом встал и пересел к противоположной стене. Да, не любят английских разведчиков/шпионов в советской России.
Постепенно я потерял счет дням. Меня не вызывали на допрос. Было такое впечатление, что про меня забыли. В нашем российском бардаке такое вполне возможно.
Однажды сидел прикрыв глаза, кто-то тяжело опустился рядом на солому.
— Трудно?
— Что? — не понял я вопроса.
— Трудно оставаться человеком, — сказал мужской голос. Я открыл глаза и покосился на сидящего рядом мужчину — это был самый настоящий монах: в черном подряснике, худое изможденное лицо, выразительные, глубоко посаженные глаза, густая черная с сединой борода, на голове черная остроконечная шапка — скуфья.
— Быть человеком всегда не просто, — ответил я.
— В ваше время тоже? — спросил он. С меня даже сонное оцепенение слетело, в котором я пребывал все последнее время. Он что, знает от куда я?
— В мое время тем более, — настороженно ответил я, — очень хочу вернуться туда, в свое время, где остались мои родители, друзья, где настоящая моя жизнь… это возможно?
— У Бога все возможно, — сказал монах. Я заметил в руках монаха четки, которые он неспешно перебирал бусинка за бусинкой. Сделаны были из дерева и окрашены в красный цвет.
— Что мне нужно сделать чтобы вернуться?
— Молиться, — ответил монах.
— Молиться, — удивился я, — так просто, разве молитва кому-нибудь помогала?
Монах не ответил. Я, опасаясь, что он внезапно исчезнет, так и не сказав мне, как вернуться в свое тело.
— И что, есть какая-то специальная молитва? — спросил я с надеждой.
— Есть. С виду она простая, но научиться правильно молиться очень сложно. Это Иисусова молитва.
— Так научите меня ей, — чтобы вернуться домой я был готов на все.
— Молитва такая, — сказал монах, — «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прости меня грешного».
— И все? — удивился я. — Я повторю эту молитву и сразу вернусь в свое тело?
— Нет. Не все так просто. Молитва — это труд. Пока ты не начнешь трудиться над своей душой, ничего не получится. Эту молитву нужно повторять непрерывно, чтобы ты не делал, с кем бы не разговаривал, она никогда не должна прерываться.
— Повторять вслух? — меня интересовали детали. От мелочей иногда зависит очень многое.