Вернуться домой к маме не получилось, остается только одно, устраиваться здесь в этом чужом и враждебном для меня мире, навсегда. Перед красными мне вряд ли удастся оправдаться, значит нужно уходить к белым, а потом за границу, и сейчас самый лучший момент для побега.
Я посмотрел вниз, оба чекиста спали. Мои сапоги лежали на полу. Я осторожно спустился вниз. Доски нар заскрипели, парни заворочались, но не проснулись. Взял сапоги в руки и осторожно ступая босыми ногами по ледяному полу вышел из каюты. Деревянная дверь чуть скрипнула. По трапу поднялся наверх и открыл люк на палубу.
Холодный ноябрьский ветер пронизывал до костей, луна и звезды наглухо были скрыты несущимися на запад черными облаками, впереди мерно работал двигатель буксира, у фонаря присев на корточки что-то делал дежурный матрос. Я отступил в тень и двинулся к борту баржи, сапоги держал в руках. Жалко было их оставлять, но с сапогами мне точно не выплыть. Положил сапоги на палубу. Оперся рукой о борт баржи и прыгнул в воду.
Холодная вода через одежду обожгла тело, река подхватила и понесла меня. Баржа с буксиром быстро удалялись. Я примерно прикинул, где должен быть берег и поплыл в ту сторону. Одежда, напитавшись волжской водой потяжелела. Извиваясь с трудом стащил с себя куцую шинель, сразу плыть стало легче. Неожиданно под ногами почувствовал дно. Песчаная мель?
В начале двадцатого века мели на Волге — обычное дело. Гидроэлектростанции еще не построены, река гуляет, как хочет, поэтому самая популярная профессия на реке — лоцман. Без его помощи, даже опытный капитан легко может посадить тяжело груженную баржу на мель.
Шел некоторое время по дну, разгребая ледяную воду руками, оступился, ухнул с головой в глубину, опять поплыл. Ударился ногой о топляк, ушиб большой палец, вспомнил все маты, какие знал. Медленно стал выбираться на чернеющий впереди берег.
Выбравшись на сушу, снял одежду, хорошо ее выжал и мокрую снова надел на голое тело. От холода зубы выбивали бодрую чечетку. Долго задерживаться на продуваемом всеми ветрами берегу было смертельно опасно для здоровья. Нужно уходить. Неловко ступая босыми ногами по холодной земле, прошел через густые кусты и вышел на тропинку, которая в темноте еле угадывалась под ногами. Впереди заметил на фоне светлеющего неба темные силуэты домов, а чуть на отшибе большой сарай, к которому я и свернул, и как оказалось не зря. Сарай доверху был набит сеном. Забрался на самый верх, под крышу, разделся догола, развесил свою мокрую одежду на поперечной балке, сам поглубже зарылся в сено и уснул.
Глава 12
В это время на барже.
Гриша проснулся как от толчка. Пашка спал напротив, раскинув руки и приоткрыв рот. Накануне у них была бессонная ночь, сидели в засаде, но бандит Чернявый, которого ожидали, так и не пришел. С утра были дела в ЧеКа, потом поступил приказ доставить арестованного в Москву.
— Парни, в дороге отоспитесь, — извиняющимся тоном сказал начальник, — кроме вас отправить больше некого. Глаз с него не спускайте, один спит, другой бодрствует.
Арестантом оказался молодой парнишка в красноармейской форме. На вид лет шестнадцать, не больше. Держался он тихо, все приказания выполнял беспрекословно. Пашка даже его пожалел, принес забытую кем-то шинель, чтобы парень не мерз в дороге.
На барже они конечно расслабились. Арестант поел и сразу завалился спать на второй этаж нар. Они с Пашкой не спеша распили пол литровую бутыль самогона, потом поделили ночное дежурство на двоих: с вечера до трех ночи дежурит Пашка, с трех ночи до утра — Гриша.
Первым делом Гриша глянул на верхний этаж нар — арестанта не было, отсутствовали и его сапоги, которые лежали вчера на полу. Гриша зло толкнул Пашку в плечо.
— Ты чего спишь, скотина! Почему меня не разбудил? Где арестант?
Гриша спросонья не мог понять, что от него требуют, потом понемногу стал соображать.
— Гриша, извини. Я поначалу сидел, смотрел на вас — вы оба спите. Потом решил прилечь ненадолго, как уснул, не помню.
— Твои извинения мне не нужны! Где арестант?! Я тебя спрашиваю.
— Подожди, не шуми, может в туалет вышел.
Парни поднялись на палубу. Было раннее хмурое осеннее утро. В рубке баржи клевал носом матрос, мерно работал двигатель буксира. Гриша пошел выяснять у матроса, не видел ли он чего, а Пашка осмотрел палубу, заглядывая во все уголки. Вскоре нашел сапоги, внутрь которых были засунуты портянки.
Подошел к Грише.
— Нет его нигде.
Матрос равнодушно поглядывал на них из своей будки.
— Он тоже ничего не видел, — кивнул на матроса Гриша, — нужно останавливать баржу и идти на поиски.