Я не стал отказываться. Рынок в начале XX века — аналог нашего супермаркета. Купить можно все. В центре Саратова есть большой крытый рынок, построенный в 1916 году. Но как сказала Марфа, там все слишком дорого, поэтому мы пошли на старый рынок, расположенный недалеко от Волги на пустыре.
У входа на рынок продают одежду и разную хозяйственную мелочь с рук. Продавцы в большинстве своем люди интеллигентной наружности. В советской России таких называют «бывшие»: дворяне, служащие — в общем образованные люди. Страна воюет, работы для образованных людей пока мало, вот они и пытаются выжить кто как может. Распродают личные вещи, чтобы купить продукты.
Дальше, на широкой площади стоят крестьянские телеги. Прямо с возов продают картофель, репу, морковь, свеклу, моченые яблоки, ягоды в берестяных коробах. В стороне на больших деревянных плахах рубят свежее мясо. Чтобы купить рыбу, нужно идти на волжскую пристань. Рыбаки продают свежую рыбу, пойманную рано утром, прямо с лодок.
Я попытался обменять опостылевшую мне военную форму на гражданский костюм, но женщине, продававшей его, нужны были только продукты. Так и не договорившись, пошел помогать Марфе таскать тяжелую корзину.
Вдруг спокойное течение рыночной торговли прервалось. В нескольких местах закричали люди. Молодой мужчина, стоявший неподалеку, сорвался с места и куда-то побежал. Многие продавцы бросились спешно убирать с прилавков выставленный товар.
— Что случилось? — Марфа поймала за рукав пробирающегося мимо нас мальчишку в рваной кацавейке.
— Облава, тетенька, — отмахнулся он и шустро скрылся в толпе.
Тут я заметил, что рынок оцеплен. Чекист в кожанке, с маузером в деревянной кобуре, забрался на воз с сеном и сложив ладони рупором прокричал.
— Товарищи! Сохраняйте спокойствие! Проверка документов. Выход с рынка только через главные ворота!
Мы с Марфой, пошли в сторону ворот, где уже скопилась очередь из желающих покинуть рынок. В своих документах я был уверен, а вот Марфа переживала, забыла взять с собой на рынок справку, что она работает в военном госпитале. Как оказалась, переживала зря — у женщин документы не проверяли. Такая вот советская дискриминация по гендерному признаку. К мужчинам при таких проверках отношение всегда более строгое.
Перед нами оставалось человек десять, когда заметил среди чекистов, проверяющих документы чекиста Пашку. Это он с Гришей в ноябре прошлого года сопровождал меня из саратовского ЧеКа в Москву. Сменив документы и фамилию, я как-то расслабился. Слишком много всего произошло с момента моего побега с баржи: я воевал рядовым красноармейцем, участвовал во взятии Царицына, был тяжело ранен, долго лечился в госпитале.
Шанс незаметно скрыться, когда облава только началась, был безнадежно упущен. На рынке почти не осталось людей. Любая моя попытка сбежать, сразу будет замечена и пресечена. Я оглянулся, за нами с Марфой стояло несколько человек. Чекисты уже заканчивали проверку документов у крестьян, остававшихся возле своих телег с товаром.
За эти месяцы я конечно немного изменился, подрос, возмужал, отрастил в госпитале небольшие усы. Все это слабое утешение. Если Пашка обладает хорошей зрительной памятью, он сразу меня узнает. Тем более, что за мой побег им с Гришей наверняка досталось по полной.
Между тем наша очередь практически подошла. Впереди нас стоял высокий мужчина в гражданской одежде. Я давно заметил, что выглядит он напряженно, спину держит прямо. Бывший офицер?
Паша и еще один чекист, такой же молодой парень, сейчас смотрели на этого мужчину. Под их внимательными взглядами он сунул руку в карман своего пальто и выстрелил прямо через карман в стоявшего справа от него Пашку. И сразу левой рукой резко ударил стоявшего слева чекиста в лицо и сразу, петляя, бросился бежать. Прогремело несколько выстрелов ему в спину, но мужчина продолжал бежать и вскоре скрылся за ближайшими домами. Двое красноармейцев побежали за ним. Через минуту к ним присоединился чекист, который получил удар по лицу.
Честно скажу, я еле удержался, чтобы тоже не побежать. Марфа вскрикнула и мертвой хваткой вцепилась мне в руку. Это и удержало меня от необдуманного поступка.
Подошел командир красноармейцев, мужчина лет сорока, формально просмотрел документы оставшихся граждан. Никаких претензий ко мне не было.
Раненый в живот Пашка лежал поблизости, но ему было не до меня. Возле него хлопотал красноармеец: подложил под голову свернутую шинель, стал снимать с него одежду, обнажая рану.
— Могу чем-то вам помочь, — подошла к раненому Марфа, — я служу санитаркой в военном госпитале.