— Отец Павел, — окликнул я его. Тот остановился, но было заметно, что он куда-то спешит и долго стоять со мной у него просто нет времени.
— Вы хотите исповедоваться? — спросил меня Флоренский. — С этим вам лучше к отцу Феогносту. Я давно не исповедую.
— А просто побеседовать с вами можно?
— И какой же предмет беседы?
— Душа.
— Не думаю, что силен в этой теме…
Я понял, что Флоренский желает перенаправить меня к другому священнику и перебил его.
— Вы просто выслушайте, я не займу много вашего времени, а потом решите, стоит ли продолжать наш разговор.
— Хорошо, — сдался отец Павел, — четверть часа вам хватит?
— Да, вполне.
— Тогда давайте пройдем в беседку, там как раз сейчас никого нет.
Мы прошли в беседку, в центре которой из источника текла струйка воды. Я наклонился, чтобы напиться. Флоренский сел на широкую скамью и вопросительно на меня посмотрел. Я присел рядом с ним.
— Рассказывайте.
— Я попал сюда из будущего из 2020 года.
— Прямо вот так в красноармейской форме? — улыбнулся Флоренский.
— Можно я самого начала расскажу?
— Давайте с начала, — тяжело вздохнул Павел Александрович. Было заметно, что он пока ни на грош не поверил моему заявлению. Скорее всего принимал за человека, контуженного на фронте и возомнившего о себе черт знает, что.
Я рассказал, как был сбит автомобилем в своем времени, а очнулся в теле казака Митрия.
— Вы знаете, что произойдет с нашей страной в будущем? — перебил меня Флоренский.
— Да. 13 марта 1920 года Красная армия освободит Мурманск, а 13 ноября остатки Белой армии будут эвакуированы из Крыма. К этому моменту советская власть победит на всей территории Европейской части России. Это события, которые произойдут в ближайшем будущем. Даты я помню еще с ЕГЭ. Я могу пересказать всю историю России за сто лет. Правда это займет много времени.
— Что такое ЕГЭ? — спросил отец Павел, услышав незнакомую аббревиатуру.
— Единый государственный экзамен. В XXI веке его сдают все школьники, окончившие обучение в школе.
— Гидроэлектростанции в будущем есть?
— Не только гидроэлектростанции. Самое дешевое электричество получают на атомных электростанциях.
— Вы знаете про атомы? — удивился Флоренский.
— Ученые научились расщеплять атомы, освобождая огромное количество энергии. К середине XX века будет создана атомная бомба, способная разрушить целый город.
Флоренский посмотрел на часы.
— Я готов с вами говорить дальше, но к сожалению, сейчас это невозможно.
Он встал, поднялся со скамейки и я.
— Вы можете переночевать в странноприимном доме при монастыре, а завтра я вас найду, и мы продолжим наш разговор.
— Хорошо.
Флоренский попрощался со мной и быстрым шагом куда-то убежал, а я пошел искать дом, название которого начиналось со слова «странно…».
Я спросил у первого же попавшегося монаха, где находится странноприимный дом и через полчаса получил место в одной из комнат. В большом зале поставленные близко друг к другу стояли железные кровати, застеленные матрасами, набитыми свежим сеном. Естественно ни простыней, ни подушек с наволочками, ни одеял не было. Некоторые предусмотрительные паломники стелили на матрас свои простыни. Поужинав в бесплатной столовой при монастыре, я не раздеваясь лег на кровать, вместо одеяла укрылся шинелью.
Утром, только я успел умыться и перекусить, все в той же столовой для паломников, как меня разыскал Павел Александрович.
— Каюсь, вчера своим заявлением вы произвели на меня впечатление.
— Я вам уже назвал пару дат, — сказал я в ответ, — достаточно немного подождать и вы удостоверитесь, что я не вру.
— Это слишком долго. Я думаю, что вы говорите правду. Ложь бы я сразу почувствовал. Вы хорошо знаете математику?
— Знаю в пределах общеобразовательной школы, — сказал я, про себя удивляясь, зачем он это спрашивает, — вот только школьная программа гимназии и школы из XXI века сильно отличаются…
— Я на это и рассчитываю, — весело посмотрел на меня священник, — не испугаетесь, если я вас проэкзаменую по этому предмету?
— Экзаменуйте, — сказал я, лихорадочно припоминая, что я знаю из школьной математики. Все-таки сравнительно недавно сдавал экзамены, и кое-что помню, да и задачи решал. Я конечно понял, что Павел Александрович хочет поймать меня как раз на различиях в преподавании математики, которые произошли за сто лет. Если эти различия есть, то, следовательно, я говорю правду.
Мы прошли в здание монастыря в кабинет Флоренского. Он посадил меня за стол, положил передо мной тетрадь, перьевую ручку и чернильницу непроливайку.