Теперь и Писарев дотянулся губами до своей чаши. Он был доволен, ибо напиток мог оказаться значительно более горьким: после 2 лет и 4 месяцев предварительного заключения ему оставалось провести в крепости немногим больше — 2 года и 8 месяцев по судебному приговору. К этому Писарев был вполне готов.
6 ноября цензура подписала сентябрьскую книжку «Русского слова», в которой печатались первые девять глав «Реалистов».
Писарев пришел в бешенство, узнав, в каком виде увидела свет важнейшая для него статья. Посвящение матери было исключено, подпись автора снята, заголовок изменен — статья называлась «Нерешенный вопрос». Имя Рахметова заменено неопределенным выражением «человек вполне реальный», множество купюр искажало авторский замысел. Словом, цензура произвела в «Реалистах» настоящий «геологический переворот». В присутствии матери, принесшей ему эту весть, Писарев вырывает чистые листки из журнала и пишет по-французски возмущенное письмо генерал-губернатору.
Но как доставить письмо Суворову? Законным путем, через коменданта крепости это сделать было невозможно. Конечно, Варвара Дмитриевна могла снова отправиться на прием к светлейшему князю и передать ему письмо в собственные руки. Только как ему объяснить, почему узник подведомственной ему крепости пересылает письмо тайно?
Было решено прибегнуть к содействию мадам Эттин-ген, к которой В. Д. Писарева уже обращалась за помощью. В воспоминаниях Л. Ф. Пантелеева мадам Эттинген называется «добрым гением пересылаемых», ее имя с глубоким уважением произносили все поляки, содержавшиеся в пересыльных тюрьмах за участие в восстании. С разрешения Суворова она посещала тюрьмы, снабжала нуждающихся необходимыми вещами и т. и. По всей вероятности, она была родственницей лифляндского гражданского губернатора А. А. фон Эттингена, близкого Суворову по его прежней службе в Прибалтике.
Письма не были доставлены адресату. Опасаясь дурных последствий «для лиц, живущих в крепости» (то есть для плац-майора Кандаурова и плац-адъютанта Пинкорнелли), а «главное, для заключенных, чтобы не прибавили еще строгости в присмотре за каждым движением, за каждым листком бумаги», Варвара Дмитриевна задержала их у себя. Писарев успокоился и при следующем свидании с матерью уже не настаивал на их доставке. Статья все же была напечатана, хоть и с огромными пропусками, возможностью писать Писарев очень дорожил, а могли бы отнять и это право.
В «Реалистах» Писарев обобщал и систематизировал мысли, высказанные им за последние полтора года. Здесь было дано развернутое изложение «теории реализма» — программы ближайших действий молодого поколения при отсутствии условий для революции. Быть реалистом для Писарева означало, действуя в соответствии с особенностями современной обстановки, постепенно добиваться изменений социальной жизни, подготовить возможности ее коренного преобразования.
Публицист ставил вопрос о двух формах исторического развития. «Иногда, — писал он, — общественное мнение действует на историю открыто, механическим путем. Но кроме того, оно действует еще химическим образом, давая незаметно то или иное направление мыслям самих руководителей». Механический путь — путь революционного переворота. Химический — путь медленной подготовки сознания общества к коренным общественным переменам, путь эволюции. В условиях своего времени Писарев признавал реальным второй путь — путь экономического развития страны по пути капитализма и через капитализм к социализму.
Подчеркивая демократическую направленность «теории реализма», публицист писал: «Приобретенный… запас свежей энергии и новых умственных сил отправляется все-таки вниз по течению, в то живое море, которое называется массою и в которое тем или другим путем, рано пли поздно, вливаются, подобно скромным ручьям или бурным потокам, или величественным рекам, все наши мысли, все наши труды и стремления». Идея общей пользы, или общечеловеческой солидарности, или деятельной любви (для Писарева это синонимы социализма) один из основных законов человеческой природы для реалиста.
«Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого честного человека, — писал Писарев, — все-таки состоит в том, чтобы разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях; вне этого вопроса нет решительно ничего, о чем бы стоило заботиться, размышлять и хлопотать; но вопрос этот и сам по себе так громаден и сложен, что на его разрешение требуется вся наличная сила и зрелость человеческой мысли, все напряжение человеческой энергии и любви и весь запас собранных человеческих знаний; излишку оказаться не может, а напротив, оказывается до сих пор громадный недочет, который поневоле будут пополнять рабочие силы следующих поколений».
В этой связи в качестве одной из составных частей «теории реализма» Писарев выдвигал принцип «экономии умственных сил». Противопоставляя реализм эстетике, Писарев подчеркивал: «Мы собственно только затем и стараемся доконать эстетику, чтобы сосредоточить внимание и умственные силы общества на самом незначительном числе жгучих и неотразимых вопросов первостепенной важности».
Возвращаясь к характеристике Базарова, публицист брал вновь его под защиту: «Критика наша по обыкновению смотрит в книгу и видит фигу и на основании этой фиги изобличает Базарова в непочтительности, в жестокости и во всяком озорстве. Долго придется г. Антоновичу раскаиваться в его статье об «Асмодее нашего времени». Много вреда наделала эта статья. Сильно перепутала она понятия нашего общества о молодом поколении». Писарев обвинял критика «Современника» в измене традициям Добролюбова: «Г. Антонович употребил все силы своей диалектики на то, чтобы доказать, что роман Тургенева плох, хотя публике не было никакого дела ни до Тургенева, ни до его романа». Анализируя эпизоды романа, вызвавшие наибольшие нападки Антоновича, Писарев приходил к противоположным выводам.
8 ноября генерал-губернатор запросил коменданта крепости о свиданиях Писарева с матерью. Генерал Сорокин ответил, что госпоже Писаревой свидание дается еженедельно, а иногда и чаще. В тот же день Суворов официально сообщил коменданту крепости о приговоре сената. На письме Суворова Сорокин написал: «Испросить разрешение г. военного генерал-губернатора отправить в Шлиссельбургскую крепость».
17 ноября Суворов ответил коменданту, что «при настоящих обстоятельствах, имея в виду неудобство препровождения политических арестантов для срочного заключения в Шлиссельбургскую крепость», он полагал бы Писарева, как и других арестантов, причастных к делу, оставить на время в С.-Петербургской крепости. Одновременно особым предписанием Суворов снова разрешил Писареву, теперь уже как отбывающему наказание по приговору, продолжать литературную работу, направляя рукописи в управление генерал-губернатора. Новая атака коменданта была отбита.
20 ноября в девять часов утра на Александровском плацу состоялось публичное объявление приговора Баллоду. Его привезли на «позорных дрогах», на груди висела табличка: «За печатание и распространение возмутительных против правительства воззваний». С площади Баллода отправили в пересыльную тюрьму, а оттуда — в Сибирь.
VII
РАСКОЛ В НИГИЛИСТАХ
Повторять слова учителя — не значит быть его продолжателем. Надо понимать ту цель, к которой шел учитель.
1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ОБЪЯСНЕНИЯ
На «Нерешенный вопрос» Антонович откликнулся немедленно: 10 ноября 1864 года вышел в свет сентябрьский номер «Русского слова» с началом статьи Писарева о теории реализма, а уже 19-го в октябрьской книжке «Современника» «Посторонний сатирик» напечатал «Вопрос, обращенный к «Русскому слову».
Антонович — а именно он скрывался за этим псевдонимом — удивляется появлению подобного рода статьи в радикальном журнале, ей бы более пристало, с его точки зрения, быть напечатанной в «Эпохе», «Отечественных записках» или «Русском вестнике». Может быть, иронизирует он, здесь скрыт какой-то фокус, и «Русское слово» собирается вызвать спор в журналистике, а затем отречься от этой статьи? Начальническим тоном он вопрошает: согласна ли редакция журнала со статьей «Нерешенный вопрос»? Разделяет ли она положительную оценку Писарева «Отцов и детей», самого типа Базарова и отрицательную — статьи Антоновича «Асмодей нашего времени»? А как относятся Минаев и Благосветлов к деянию своего товарища по журналу? Спорить с «Русским словом» Постороннему сатирику сейчас совсем некстати, завален делами, но уж так и быть, он согласен: и, получив ответ, поднимет брошенную ему перчатку.