К числу таких необходимых материалов Писарев относит организацию прочной нравственной и умственной связи между лабораторией ученого и мастерской ремесленника. «Сближение образованного общества с черным народом… — замечает Писарев, — конечно, необходимо, но только оно должно состоять не в тупом уважении к народной мудрости, которую совершенно справедливо осмеивает и отвергает положительная наука, а в разумной, полной, искренней и деятельной реабилитации физического труда, которому все мы на словах свидетельствуем наше нижайшее почтение и от которого, однако, на деле все мы тщательно отстраняемся сами и отстраняем наших возлюбленных детей… Простой народ всегда и везде делит все человечество на таких людей, которые работают сами, и на таких, за которых работают другие; первых он считает своими, а вторых — чужими. Кто упускает из виду эту простую истину, тому нечего и мечтать о сближении с народом».
Все эти мысли Писарев высказал в статье «Школа и жизнь», опубликованной в июле — августе 1865 года в журнале «Русское слово». Выдвигая свой проект гимназической и университетской программ (усиление преподавания математики и естествознания, сочетание теоретических занятий с физическим воспитанием и производительным трудом), Писарев сознавал его неосуществимость. «Школа, — писал он, — везде и всегда составляет самую крепкую и неприступную цитадель всевозможных традиций и предрассудков, мешающих обществу мыслить и жить сообразно с его действительными потребностями. Все члены общества, питающие искреннюю или притворную нежность к традициям или к предрассудкам, охраняют школу от влияния новых идей так же старательно, как старая нянька охраняет своего питомца от дурного глаза». Коренные школьные реформы возможны только в результате коренных общественных преобразований. «Овладеть школой, — утверждал Писарев, — и перестроить воспитание может только та идея, которая давно перешла в наступательное положение и одержала решительную победу в сознании самого общества, а совсем не та идея, которая, по своей крайней молодости, принуждена еще бороться за свое собственное существование. Когда взята уже школа, тогда борьба кончена, победа упрочена…»
В июльской книжке «Современника» Антонович выступил с новой полемической статьей — «Лжереалисты» (по поводу «Русского слова»), переполненной резкими и оскорбительными выпадами в адрес Писарева и Зайцева. Антонович пытался доказать, что взгляды его оппонентов искажают «реализм». Повторив все свои прежние обвинения, он большую часть статьи посвятил доказательству ошибочности эстетических взглядов Писарева. В его разборе содержались и верные положения. Он правильно указывал на субъективистский подход Писарева к решению эстетических вопросов, справедливо критиковал отношение Писарева к изобразительным искусствам и музыке. Но в целом критика была предвзятой и огульной. Антонович не понял ни характера эстетических взглядов Писарева, ни подцензурного смысла статьи. Более того, в ряде вопросов сам Антонович вульгаризировал ряд основных положений эстетики Чернышевского.
В сентябрьском номере «Русского слова» Писарев выступил с ответной статьей — «Посмотрим!». Взяв на себя «долю ответственности за происходившее безобразие», Писарев признает неуместность нескольких резких выражений, которые он позволил себе в «Нерешенном вопросе» с целью возбудить полемику. Однако, по мнению Писарева, не будь даже этих резких выражений, с Посторонним сатириком «добросовестная и дельная полемика, клонящаяся к выяснению и всестороннему рассмотрению идей, вообще совершенно невозможна». Писарев подробно рассматривает все аспекты и мотивы полемики и доказывает несправедливость обвинений в отступлении от революционного демократизма, брошенных Антоновичем в адрес «Русского слова» и лично Писарева. Одновременно Писарев правильно критикует Антоновича за либеральный подход к социальным вопросам.
Писарев подчеркивает, что главный вопрос нынешнего века: «каким образом голодных людей кормить и всех вообще обеспечить?» До сих пор не найдено, утверждает он, даже теоретическое решение этой задачи. «Что же должны делать те люди, которые берутся быть руководителями общественного самосознания?» — спрашивает он и разделяет этот вопрос на три вопроса.
«Что должны они делать, пока теоретическое решение еще не найдено?» «Всеми силами искать теоретического решения и всеми силами побуждать других людей к тому же самому исканию, то есть изображать яркими красками страдания голодного большинства, вдумываться в причины этих страданий, постоянно обращать внимание общества на экономические и общественные вопросы и систематически отрицать, заплевывать и осмеивать все, что отвлекает умственные силы образованных людей от главной задачи».
«Что должны они делать, если теоретическое решение уже найдено?» «Постоянно разъяснять обществу с разных сторон и во всех подробностях основные начала разумной доктрины, знакомить его таким образом с найденным теоретическим решением и при этом всеми возможными средствами усиливать приток новых людей из низших классов в образованное общество; другими словами, надо вербовать агентов найденного разумного учения и надо увеличивать массу мыслящего пролетариата».
«Что должны они будут делать, когда теоретическое решение будет осуществлено?» — «Ответ на третий вопрос в наше время невозможен и не имеет для нас ни малейшего интереса, потому что этот третий вопрос получит практическое значение не для нас, а разве только для наших внуков и правнуков».
Статья Писарева завершила почти двухлетнюю полемику передовых журналов.
В июне В. Д. Писарева подала прошение «на высочайшее имя». Она писала, что сын ее, приговоренный к заключению на 2 года и 8.месяцев, находится в крепости уже три года и что дальнейшее его пребывание в заключении угрожает ему рецидивом психического расстройства, от которого он лечился шесть лет тому назад. Она просила освободить Писарева и отправить его на житье к ней в деревню.
К прошению III отделение приложило справку о статье закона, по которой в срок заключения зачисляется время, проведенное в тюрьме, в арестантских ротах и рабочих домах после объявления приговора. Александр II на справке написал: «Весьма справедливо, что в этой статье речь идет о времени заключения по объявлению приговора, а не до объявления его». Прошение Писаревой царь велел отправить на заключение министру юстиции.
Не получив ответа на свое прошение, Варвара Дмитриевна вновь обратилась к Суворову. Светлейший князь принял ее участливо и обещал помочь добиться помилования. В тот же день он написал личное письмо шефу жандармов.
Суворов — Долгорукову, 12 августа:
«Известный вашему сиятельству кандидат Санкт-Петербургского университета Дмитрий Писарев, содержавшийся в С.-Петербургской крепости более двух лет во время производства следствия, подвергнут по высочайше утвержденному мнению Государственного совета срочному содержанию на 2 года 8 месяцев, за политическое преступление. Молодой человек этот, неся заслуженное наказание с покорностью, являет из-за стен крепости пример добродетели, содержа литературным своим трудом престарелую мать и малолетних сестер, но здоровье его ослабевает, и несчастное семейство может лишиться единственной опоры в жизни. Ваше сиятельство, вероятно, одинакового со мной мнения, что наказания налагаются законом не в виду возмездия за преступление, но в видах исправления, а потому, если есть убеждение, что виновный исправится, то всякая оказываемая ему милость может только укрепить его на пути добродетели, а потому я имею честь обратиться к вам, милостивый государь, с покорнейшей просьбой, не изволите ли вы признать возможным в настоящее время по прошествии почти 3-х лет со дня заключения Писарева предстать с ходатайством к государю императору о всемилостивейшем помиловании».