Со всех сторон раздались крики «Браво!». Многие из женщин рыдали. Благосветлов пошел от могилы шатаясь, молодые литераторы пожимали ему руки…
Между тем, по предложению Гирса, составилась подписка на учреждение стипендии в память Писарева, и по ней тут же на кладбище собрано 300 рублей. Кроме того, по желанию некоторых, предложена подписка на сооружение памятника. Деньги будут собираться у Павленкова.
С кладбища разъехались около 4 часов пополудни.
Мария Александровна на похоронах не была. Доставленная с парохода домой в полуобморочном состоянии, она все еще лежала в бреду. Болезнь затянулась. Некрасов выразил ей свое сочувствие и прислал стихи:
«Еще одно несчастье постигло нашу маленькую фалангу, — писал в сентябрьском «Колоколе» Герцен. — Блестящая и подававшая надежды звезда исчезает, унося с собой едва развившиеся таланты, покидая едва начатое литературное поприще. — Писарев, язвительный критик, порой склонный к преувеличениям, всегда исполненный остроумия, благородства и энергии, утонул во время купания. Несмотря на свою молодость, он много страдал».
И, пересказывая затем сообщения петербургских газет о множестве народа и обилии цветов на похоронах, о речах на могиле и сборе средств для стипендии имени молодого публициста, он с горечью заключает: «Все это отлично, но неужели так необходимо, чтобы смерть всякий раз отнимала человека передовых взглядов у живых людей — для примирения его с массой ленивцев и лежебок?..»
На смерть Писарева откликнулись не только Некрасов и Герцен. В «Деле» Благосветлов, в «Отечественных записках» Н. С. Курочкин почтили память сотрудника прочувствованными некрологами.
М. М. Стасюлевич в «Вестнике Европы» помянул добрым словом своего бывшего студента. В своей газетке «Русский» М. П. Погодин сетовал, что не успел при жизни вразумить талантливого, но заблудшего юношу. И еще несколько либеральных органов посвятили покойному критику краткие статьи. Воздавали должное таланту, упрекали в заблуждениях, сожалели о преждевременной гибели. С воспоминаниями выступили П. Н. Полевой, Н. С. Кутейников, А. Д. Данилов. Непонимание идей Писарева, случайность и мелочность их памяти порой граничили с клеветой. На страницах «Дела» Д. Д. Минаев дал достойную отповедь этим «батюшкиным братьям» (так он назвал их ввиду не слишком большой близости к покойному).
Но «батюшкины братья» проникли и в собственный лагерь. А. М. Скабичевский, ставший видным народническим критиком, на страницах «Отечественных записок», а впоследствии и в воспоминаниях, представил искаженный облик друга своей юности. Конфликт Писарева с кружком филологов в 1859–1860 годах оставил в памяти Скабичевского превратные представления, а народническое мировоззрение, которое разделял Скабичевский с конца 1860-х годов, не позволило ему правильно понять сущность ненароднического социализма Писарева. И Скабичевский упорно утверждал представления о Писареве как об индивидуалисте и сенсуалисте, эпикурейце. Ему вторили другие критики-народники.
Молодежь же продолжала зачитываться статьями Писарева. Несмотря на запрещение его сочинений вплоть до начала 1890-х годов, свое политическое образование революционная молодежь начинала с его статей. Его проповедь естественных наук оказала большое влияние на судьбу И. П. Павлова, К. Э. Циолковского, А. Н. Баха и других крупных естествоиспытателей России, выбравших свой путь под влиянием Писарева.
Только марксисты смогли оцепить творчество Писарева по достоинству.
В конце 1890-х годов В. И. Засулич в статье «Н. А. Добролюбов и Д. И. Писарев» впервые показала, что оба критика делали одно и то же дело, что различные акценты их творчества вызваны изменением социально-политической обстановки.
«Учиться и учить, будить мысль все дальше, шире, пока опа не проникнет в «самые темные подвалы общественного здания», которые уже сами разрешат вопрос о голодных и раздетых людях, — в этом весь пафос произведений Писарева, этим одним ограничивается все т > нужное и важное, что он сказал своим читателям». Так определила вклад Писарева в будущее В. Засулич. Статью Засулич Ленин назвал превосходной.
По свидетельству Н. К. Крупской, Ленин в молодости много читал Писарева, а в ссылке среди немногих фотографий у него была и фотография Писарева. В своей работе «Что делать?» Ленин сочувственно цитировал слова Писарева о значении деятельной мечты.
«Величайшее счастье, доступное человеку, — писал Писарев, — состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно посвятить безраздельно все свои силы и всю свою жизнь. Если такой мечтатель, или, вернее, теоретик, действительно открыл великую и новую истину, тогда уже само собой разумеется, что разлад между его мечтою и нашею практикою не может принести нам, то есть людям вообще, ничего, кроме существенной пользы. Если же мечтатель ошибался, то даже и в таком случае он принес пользу своею деятельностью. Его мечта была одностороннею и незрелою попыткою исправить такое неудобство, которое чувствуется более или менее ясно всеми остальными людьми, значит, во-первых, мечтатель заговорил о таком предмете, о котором полезно Говорить и думать. Во-вторых, он собрал кое-какие наблюдения, которые могут пригодиться другим мыслителям, более образованным, более осмотрительным и более даровитым. В-третьих, он вывел из своих наблюдений ошибочные заключения. Если эти заключения своею внешнею логичностью поразили слушателей и читателей, то эти же самые заключения побудили, наверное, более основательных мыслителей заняться серьезно разработкою данного вопроса для того, чтобы опровергнуть в умах читающего общества соблазнительные заблуждения нашего мечтателя».
Писарев был именно таким мечтателем. Он мечтал о социалистическом обществе и научном социализме, который стал бы орудием его достижения. Он пытался и сам внести свою лепту в это великое дело, но у него не хватило ни знаний, ни времени. Писарев вплотную подошел к историческому материализму, он правильно понимал роль экономики, соотношение роли личности и народа в историческом развитии, определяющую роль труда. Но порой он делал уступки идеализму. Его теория реализма была утопична потому, что ставила вопрос о выработке революционного сознания и внесения его в народные массы тогда, когда в России не было еще ни революционной теории, ни революционного класса. Русская интеллигенция, находившаяся во власти народнических идей, не поняла и не могла понять смысла писаревской теории реализма. Гениальный юноша предвидел путь, которым пойдет его родина, но, противореча собственным взглядам, возлагал надежды на утилитарный принцип «экономии умственных сил», который, по его мнению, мог ускорить осуществление задачи.