А может, и лежит где-то до сих пор в земле. Как и я — никому не нужная…
Разбудил меня настойчивый звонок в дверь. Кто это может быть? Я с трудом сполз с дивана. За окном было по-утреннему светло, а ведь когда я ложился — уже стемнело… Дошлепал до двери, повернул колесико замка. Охнул. Ирина! А я — в трусах. Тьфу. Старый дуралей. Можно подумать, она меня в трусах не видела. Не только — в трусах, но и без. И все-таки…
Я кивнул — заходи, дескать, а сам побрел в ванную. Там у меня халат висел. Напялил. Вышел в прихожую. Подружка моя верная все еще там топталась.
— Здравствуй, — буркнул я.
— Завтракал?
— Не успел еще… Ты меня разбудила…
— Прости, — с виноватым видом улыбалась она. — Я все принесла… Сейчас кормить тебя буду.
У ног ее стояла битком набитая сумка.
— Спасибо, Ириша. Я тогда пока в ванную.
Пока я принимал душ, пока, кряхтя, выползал из ванны — ручки да ножки уже не гнутся — на кухне зашкворчало, и по квартирешке моей поползли умопомрачительные запахи. Что-что, а готовить Ирина всегда умела. Из-за этого ее таланта я до последнего раздумывал — жениться мне на ней или нет. Впрочем, еще не поздно. Кому-то ведь надо оставить квартиру, гараж с бравым «Жигулём» времен моей молодости и права на свои книги. Может, они принесут ещё хоть копеечку? Хотя это ведь можно и так завещать, без брака.
— Я обо всем договорилась, — деловито щебетала подружка, усаживая меня за стол и накладывая мне в тарелку горку жареной картошки, а рядом поставив блюдце с отварными сосисками. — В ЦДЛ еще с прошлой недели висят объявления о мероприятии. На сайте — тоже. Миша обещал профессиональную камеру поставить… Так что встреча пройдет как надо.
Голос у моей подруги был бодрый, но отчего-то это только раздражало. Я только кивал, ковыряя вилкой в тарелке. Чувствовал я себя не ахти. В грудине тянет и голова ватная. Мне бы, по-хорошему, никуда сегодня не ездить. Принять свои таблеточки и полежать денек у телевизора… Да только нельзя Иринку подводить, вот что. Она ведь ко мне со всей душой. Придумала эту встречу, чтобы я вконец не закис. Обо всем договорилась, все организовала. Так что — перетерплю, съезжу, с меня не убудет за пару часов. А потом — домой, и валяться дня два, не меньше. Я доел все, до крошки. Потому что мне нужны были силы. Спасибо Ирише, заказала такси. На автобусе и метро я бы, наверное, не добрался. Что ж так хреново сегодня, наверное, от вчерашнего разговора в издательстве еще не отошел.
Автомобиль буксовал в снежных заносах — оказывается, за ночь намело снегу — спутница моя волновалась, что опоздаем. Не опоздали.
Когда мы сдали пальто в гардеробной и вошли в Малый зал, там никого не было. Не считая Миши, который честно установил напротив сцены видеокамеру на треноге. Увидев нас, парень обрадовался, помахал рукой. Ноги у меня подкашивались, и, уловив перемену в моем состоянии, Ириша подхватила меня под руку и подвела к ближайшему стулу.
— А где все? — плюхнувшись на стул, я с тоской обвел взглядом пустой зал.
— Ничего-ничего, — бормотала она. — Сейчас — придут… Должны придти… «Сказки…» же только в прошлом году переиздали. Отличное издание, с иллюстрациями Иванова. А какая бумага мелованная, не ширпотреб какой-нибудь. Наверняка найдутся желающие получить автограф. Ты не переживай, придут читатели, придут, вот увидишь…
Я сидел на стуле, оплывая, словно мешок с… чем-то вязким. Слова Ирины доносились до меня уже откуда-то издалека. Я принялся шарить по карманам в поисках нитроглицерина. Подружка моя все поняла. Открыла сумочку, достала упаковку — у нее всегда были наготове все необходимые мне лекарства — сунула в мой беспомощно открытый рот желатиновый шарик. Я ждал, что возбуждающий холодок прихлынет к сердцу, мне станет легче, и я снова смогу с привычной иронией относиться к неизбежному…
Нитроглицерин растаял, но облегчения не принес. Я огляделся. В Малом зале до сих пор стоял бюст вождя всех времен и народов. Почему его не убрали, я не знаю, возможно, сохранили, как музейный экспонат. Ленин грустно смотрел на меня, мигая в свете ламп тускнеющей бронзой.
Я и сам подмигнул ему:
— А помнишь, Ильич, как мы с тобой собирали здесь полные залы, как несли в массы посылы социалистического реализма! Наши сердца горели! Убеждённость в правоте, не требующая раздумий, твёрдость в достижении цели, служение великой идее… Эх! Душевное времечко было, правильное… Вот бы повернуть часы вспять…