Я карабкаюсь на огромную гору, оказавшись почему-то в компании туристов с Востока, арабов. Великое изобретение туристической индустрии — сознание необходимости расшевелить зажиточные слои Востока. Убедить их: если они увидят эти здания, эти музеи, побывают в этих концертных залах, приобщатся к культурным ценностям, к которым вообще-то никакого отношения не имеют, — словом, внушить им: если они все это увидят, то станут иными. И через посредство туризма вытянуть деньги, которые эти зажиточные люди отобрали у своих соотечественников. Потому что они — организаторы, восточные агенты европейских предприятий. И они с удовольствием разбрасывают деньги, ведь денег у них столько, что им нелегко их истратить. Они — как дети, им все время чего-нибудь хочется.
Приезжают туристы; приезжают тайными путями иммигранты, как приехали когда-то сюда вон те тетушка с дядюшкой. В последнюю минуту, с какими-то невероятными ухищрениями пересекли венгерско-австрийскую границу (январь 57-го года). Перебрались они сюда по отдельности: тетушка, которая тогда была еще совсем молодой женщиной, с дочкой, дядюшка — на несколько месяцев позже. Где-нибудь он их догонит, так они договорились, и в самом деле, он их нашел в каком-то австрийском городе, а оттуда они уже вместе, спустя короткое время, перебрались в Цюрих. Они жизнь положили на то, чтобы войти в тамошний средний слой, тот слой, к которому принадлежали на родине. И им это удалось: немецким оба владели хорошо, хотя швицердюч, этот странный, только в устной форме существующий немецкий язык, не понимали; но серьезным препятствием это не стало, все вокруг разговаривают и на хохдойче, и ради них, как люди вежливые, сразу переходят на хохдойч.
Родня осталась дома, им они посылали фотографии с подробным описанием, где они, на каком курорте, в каком лыжном раю находятся; а о том, как они счастливы, и писать не надо было, это и так было видно по улыбке до ушей. Потом, когда уже можно было ездить на родину, все это они изложили и в устных рассказах. Нет, они вовсе не хотели бахвалиться, но венгерская родня, которая жила в убожестве, как все тогда жили в этой стране, — словом, венгерская родня едва выносила эти хвалебные гимны, словно любая рассказанная история была приговором их собственной пропащей жизни. Эти, некогда ближайшие, родственники, скажем, братья и сестры, которые росли вместе с ними, теперь совершенно не понимали их. А ведь уехавшие за границу соотечественники всего лишь хотели показать: они потому рассказывают о покупке новой машины или о каком-нибудь фантастическом круизе, чтобы самих себя уверить: как хорошо, что они уехали; хотя это совсем не было хорошо. Швейцарская квартира их уставлена реликвиями, которые они сумели вывезти с родины, домашняя библиотека состоит из старательно подобранных венгерских книг, на стенах — картины известных венгерских художников, и, хотя они поддерживают добрые отношения с соседями, с товарищами по работе, тем не менее по-настоящему хорошо, раскованно чувствуют себя, лишь встречаясь с другими сбежавшими на Запад венграми. Правда, они достигли того, чего хотели, дочь их говорит на местном языке лучше, чем на том, которому училась у матери. Ничего удивительного, говорят на это, со слегка самодовольной улыбкой, знакомые в Будапеште, ничего удивительного, что она смогла выйти замуж и оказаться в настоящей швейцарской семье. Это такая швейцарская семья, говорит тетушка, вообще-то всегда чувствовавшая некоторое пренебрежительное отношение со стороны семьи сватов, — это такая семья, которая живет в достатке уже столетия, и сын их тоже будет богатым, у него профессия, в которой просто невозможно не стать богатым, он даже еще и приумножит семейное состояние. И повезет новую семью на греческие острова, потом на тихоокеанские, во всякие экзотические места, например, на сафари в Африку, где африканских негров можно видеть именно такими, какими их следует видеть: с огромными тюками на спине, сгорбившимися под багажом белых туристов.
Да-а, вытащила девка счастливый билет, говорили будапештские родственники, а вот кто возьмет их дочерей? Швейцарец — точно нет; разве что какой-нибудь восточный немец или чехословак, если уж говорить об иностранцах. А вообще-то на иностранцев надеяться не приходится, наверняка свой, венгр, безрадостно говорит мать, и судьба у них будет такой же безнадежной, как у каждого венгра.